Андрей Дзидзиевский, стоя на ступеньке паровозной будки, с ненавистью посматривал на конвой. Он кипел гневом, скрипел зубами, едва удерживаясь, чтобы не броситься на жандармов. «Будто каторжников, загнали… стерегут. Но чем же они провинились? Каждый из них умеет либо хорошо петь, либо на кобзе играть, плясать. В работе хваткие, они — надежда и утешение отцов. Но вот оставили любимых девушек, вечерницы, недоструганные ульи, чарующие берега над Росью… Ради чего? Через несколько дней весь этот полк солдат превратится в кровавое месиво… Ужасающая машина войны сотрет их вмиг… И завоет ледяной ветер над холодными трупами… Закаркает ворон… осиротеет Киевщина…»
Схватившись за поручни паровоза, Андрей заглянул в будку. Все в порядке. Ждите, ждите, жандармы!..
…Свисток кондуктора. На перроне раздались горестные вопли, ругань офицеров; фельдфебели бросились к дверям; солдаты из-за решеток замахали шапками. Но поезд стоит.
Длинный свисток… Сигналит дежурный. Поезд стоит.
Раздраженный свисток… Офицеры, дежурный бегут к паровозу. Им навстречу спускается Андрей, высокий, могучий, даже кожаная куртка на нем раздалась по швам. Это он устроил поломку. Сам это сделал, в отчаянии. Не спрашивал никого. Так сердце подсказало. Поезд не пойдет! Не повезет этих юношей — чьих-то сынов и любимых — на бессмысленную смерть. Андрей не хочет, чтобы этим эшелоном заткнули прорыв на фронте, спасая благополучие вампиров. Нет, слышите вы, толстомордые, слышите, разжиревшие золотопогонники!
— Эшелон никуда не пойдет! Долой войну!..
— Большевик! Бей его!
— Да здравствует партия большевиков!
— На штыки!..
Полдесятка штыков ударили в грудь машиниста.
— Смерть самодержавию!
— Коли, солдаты, в решето его!
— Народ будет свободен!
— А-а!.. Бей, бей!.. Режь, коли!..
— Прекратить! — заорал запыхавшийся жандармский полковник. — Он нам нужен, черт бы его побрал!.. Это подполье… Живой? А?
Андрей лежал в луже крови. Снег вокруг него порозовел, набухла изорванная куртка.
— Как будто живой, ваше пре…
— Карету! Карету, ослы! В самую лучшую больницу. Я разберусь, почему стоят эшелоны.
И он захохотал. Ему померещились генеральские погоны.
Андрея увезли.
Но выручил Найдек. Никто не знал, что один из лучших хирургов Киева — друг его детства. В полночь хирург подписал заключение о смерти машиниста Андрея Дзидзиевского от тридцати восьми штыковых ран. Матери, в Старый Оскол, послали фиктивную телеграмму: «Заберите гроб с телом сына…»
Мать привезла домой гроб с камнями и поспешно «похоронила» его под причитания ничего не ведавших родичей. А сын ее остался в квартире врача-либерала…