Таня Соломаха (Плачинда) - страница 41

— Булочки, булочки!

— Сколько стоит?

— Пятиалтынный.

Это привлекало солдат: базарная цена двадцать пять копеек. Некоторые из солдат, вынув булку, читали листовки прямо тут же, у фонаря, другие прятали их глубоко в карманы. Торговля шла бойко. За полтора месяца Иванко распространил около трехсот прокламаций и газет.

Но однажды к нему подбежал военный в шинели внакидку. Иванко завернул ему булочку в листовку, а через минуту военный схватил его за грудь.

— Большевик!

Только теперь Иванко разглядел плетеный погон вольноопределяющегося.

— Жандарма! Полицию!

Но Иванко ловким и сильным ударом сбил с ног военного и на глазах у подбегавшего жандарма перескочил забор. Вмиг скатился к товарным путям и спрятался под стенами таможни. Возвращаясь на квартиру, он на Мокрой встретился с Ничипором.

— Домой не иди, там уже ждут тебя. Уезжай в Одессу. Вот деньги, вот диплом слесаря.

Но на вокзале чьи-то цепкие пальцы впились в плечо Иванко, кто-то быстро вывернул руку…

Лукьяновская тюрьма. Камера-одиночка, кандалы, допросы… Никакой связи с жизнью, лишь узенькая полоска света сквозь зарешеченную щель.

Где Ничипор Травянко, где Найдек? Где все друзья? Забыли Иванко? Нет, нет! Им нельзя приходить, чтобы жандармы не напали на след — война ведь. Киев кишит шпиками, вишь как выследили его, Иванко. А ведь всего-то он работал полтора месяца. Но здесь, как в могиле. Дышать нечем, мокрые каменные стены давят, гнетут. Массивные железные двери, должно быть, никогда не откроются; Иванко задохнется в этой мертвой окаменевшей тишине…

Танюша, счастье мое! Ты разрушила бы эти каменные стены? Сломала бы решетки, если б увидела за ними своего Иванко?

В отчаянии он прижался к стене и сразу же отпрянул: его испугала холодная слизь, словно прикосновение гадюки.

Месяц просидел он в одиночке, ожидая полевого суда. Как вдруг следователь заявил, что за отсутствием бесспорных доказательств дело Иванки будет слушаться на гражданском суде. С него сняли наручники и перевели в общую камеру. Здесь и суждено было Иванке начать новый этап своей жизни.

В сырой темной камере было шесть человек, седьмой — Иванко. Поместился он на крайних нарах, в мокром углу, возле параши. Сосед его был солидный человек с рыжеватой бородкой, глаза — серые, глубокие, в сетке смешливых морщинок, а в бровях — сизый иней. Утром он шепотом спросил:

— За что вас, молодой человек?

— Говорят, что листовки распространял, — ответил Иванко и рассердился на себя: разве можно так откровенно? Стал переворачиваться на другой бок.

Рыжебородый снисходительно, добродушно улыбнулся.