— А ты, Гриша, в какой же группе? — спросил отец с кровати.
— Да с детьми бедняков, за бедных я.
— Правильная партия, — усмехнулся отец.
— Но богачи забивают нас на диспутах.
— Ничего, братишка, еще немного — и вы их побьете, — сказала Таня.
— Ну нет, больше я не пойду туда, будь она неладна, эта семинария! Лучше поступлю в Попутнинский полк. Правда, Таня? Ну, хоть бы на тачанку.
Мать всплеснула руками.
— А что? Я уже не маленький. Смотри, такой, как и Таня.
— Я тебе, басурман, поступлю!.. Я тебе повоюю!.. — Наталья Семеновна неожиданно схватила забытый на столе половник и ударила Григория по узким, еще детским плечам. — Миколы второй месяц не слышно, может, воронье глаза уже выклевало, да еще и ты материнское сердце будешь терзать…
Но она сразу поникла, умолкла под укоризненными взглядами Григория Григорьевича и Тани, склонилась на скамейку и заплакала.
А в это время на крыльце раздался стук, грохот. «Откройте!» Все ахнули: голос Миколы. Раиска вприпрыжку кинулась открывать.
Микола стоял возмужавший, неузнаваемый. Вместо гимназической шинели — черная черкеска поверх ватного бешмета, казачья сабля, кинжал, красный башлык, а за спиной — даже два карабина.
— А худющий! Ты ли это, Микола? — Мать схватилась за голову.
Смеется, в руках кубанку мнет. Прошел месяц, как Микола подался в Армавир, чтобы вступить в революционный отряд, с тех пор его и след простыл.
И вот вдруг вернулся. Стал рассказывать. Вступили они с дружком Иваном Буцким в какой-то отряд. Называли его «революционным». Выдали им оружие и из Армавира отправили в Екатеринодар. А там и началось: одели в казачьи манатки, и ну гонять каждый день на плац — лозу рубить. А начальство — хорунжие да есаулы.
«Что же это, — думаю, — за революция такая? Все по-старому, о буржуях нет и намека, как будто и громить их не следует». А позавчера выступал перед нами полковник, форма золотом так и блестит. «Казачество! — кричит. — Берегите казацкую честь… Кубанская Рада провозгласила наш родной край самостоятельной республикой. Грудью защитим Раду… Война до победы!..» «Ваня, — говорю Буцкому, — а когда же мы за Советы пойдем, за мир, за землю и свободу?» — «Кто его знает, — пожал он плечами и шепчет: — Давай на всякий случай смотаем удочки. Это что-то не то». Ну, ночью мы прихватили оружие, еще по второму карабину — и айда. Вот и пробрались в Попутную. Ваня домой побежал, я — тоже. Нужно посоветоваться, что теперь делать.
— Молодцы, ребята! — с волнением сказал Григорий Григорьевич. — Правильно, что ушли. Ведь вы же попали к кадетам.