Б. Блондо, комментируя дискурс Journal de l'Empire, отмечает, что дело здесь не обошлось без некоторых «преувеличений или неточностей»: «…мы знаем, что Бург не был разграблен и никакой другой источник не подтверждает гибель крестьянина из Макона. Но реальность фактов мало важна, цель — продемонстрировать читателям бесчеловечность и монстроообразность солдат союзников, для которых даже находится такое „поэтическое“ определение, как „исчадия Ада“, что подчеркивает демоническую, сатанинскую сторону этих людей». Не исключено, что наполеоновская пресса намеренно смешивала казаков с различными азиатскими народами, которые действовали в русской армии как нерегулярные части (с калмыками, башкирами или киргизами), подчеркивая их варварство и дикость. Такие описания могли вызвать лишь «настоящий психоз» у гражданского населения[133].
В духе Journal de l'Empire писали свои донесения и военные чины. Морис-Анри Вейль привел в своей книге некоторые из них. Так, О.Ф.Л. Мармон писал из Сезанна 23 февраля 1814 г.: «Некоторые отряды казаков дошли до Крезанси и Паруа, где они совершили чудовищные бесчинства». Отправившийся сюда с 200 гвардейцами почетного караула генерал Винсент опоздал: казаки уже сожгли села. Тогда он изложил в письме 24 февраля из Шато-Тьерри военному министру ставшие ему известными сведения (основанные на рассказах местных жителей) о набеге на этот район казаков: они расправились с семьей начальника почты и одновременно с семьей мэра деревни. Самого мэра они зарубили и труп привязали к дереву, а его только что родившую жену в ярости пытались сжечь вместе с ребенком, который лишь чудом спасся: «Нет такой низости, на которую они были бы не способны»[134], - заключает генерал.
Чего больше в подобных донесениях — личных впечатлений или стремления выполнить инвективы? Тот же Мармон в своих мемуарах упоминал, что, когда Наполеону доложили о том, что гражданское население Франции находится в бедственном положении из-за действий армий союзников, он ответил: «Это расстраивает вас?! Эх! в этом нет большого вреда! Когда крестьянин разорен, когда его дом сгорел, ему ничего не остается кроме как взять в руки ружье и идти сражаться». Вице-коннетабль Франции ЛА Бертье писал Мормону от 12 февраля 1814 г., чтобы тот «повсюду, где останавливается», издавал прокламации, в которых бы сообщал об успехах французского оружия, а также о том, что «настало время народу подняться и напасть на врага, остановить казаков, взрывая мосты, перехватывая обозы, лишая их пищи»[135].
Е. Тарле в свое время заметил, что «основной наполеоновский принцип, между прочим, состоял в том, что газеты обязаны не только молчать, о чем прикажут молчать, но и говорить, о чем прикажут, и главное — говорить, как прикажут. И любопытно, что Наполеон требует, чтобы все газеты в строгой точности так мыслили, как он в данный момент мыслит: со всеми оттенками, со всеми иногда весьма сложными деталями, чтобы и бранили, кого нужно, и хвалили, кого нужно, с теми самыми оговорками и пояснениями, которые находит нужным делать сам император, браня или хваля данное лицо, данную страну, данную дипломатию»