Дальше были Гана в четвертьфинале и наша победа в серии пенальти, которая позволила Уругваю выйти в полуфинал чемпионата мира впервые за сорок лет. После того как меня удалили за «сейв» на линии ворот, я перед выходом в подтрибунное помещение наблюдал, как Асамоа Гьян бьет пенальти. Я был в слезах, убит горем, но когда мяч пролетел над перекладиной, я побежал праздновать. Возможно, оно того стоило.
К тому моменту, когда началась серия пенальти, я был уже в раздевалке в шаге от инфаркта. Это было странное чувство – находиться в тихой комнате рядом с Гильермо, пока вся драма разворачивается за стенами, но мы смотрели все это по стоящему в углу приглушенному телевизору. Мы были в нашем собственном мире. Так близко и так далеко.
Я позвонил Софи перед тем, как началась серия пенальти, и спросил, как она. Я плакал от напряжения, которое вызвал мой «сейв», но в то же время я говорил ей: «Спокойно, Софи! Спокойно! Даже не вздумай рожать!» А затем сказал: «Ладно, любимая, мне нужно идти, потому что начинается серия пенальти» – и повесил трубку. Я мог бы этого не делать.
Диего Форлан бил первым и заработал первый гол. Я написал Софи: «Goal!» В то же мгновение мне пришло от нее сообщение: «Goal!»
Гьян бил первый мяч; на этот раз он не промазал. Он пробил безупречный пенальти.
Викторион… «Goal!»
Аппиа… гол.
Тишина.
Скотти… «Goal!»
Затем Гана промахнулся… Менса промахнулся…
Я написал Софи: «Ну же!»
Тогда промахнулся «Моно» Перейра. Это был кошмар.
Напечатал: «Ciao!» – и отложил телефон в сторону. Так и есть, больше никаких сообщений. Очевидно, это не приносило удачу, а напряжение было невыносимым.
Но тогда промахнулся Адийя. Мы продолжали лидировать.
Люди спрашивали меня, чувствовал ли я там, в раздевалке, кто промахнется, а кто забьет, но это было скорее желание, чтобы каждый уругваец забивал, а каждый ганец промахивался. Трудно выразить свое отчаяние. Чувствуешь себя беспомощным.
Когда El Loco забил победный мяч – мягкий навес прямо в центр ворот, «Panenka» («парашютом»), – все помутнело.
Я замер, когда увидел, что он идет к точке. Я видел, как он забивал мяч «парашютом», раньше и понимал, что он может попробовать его еще раз. Он был единственным игроком, которого, как мне кажется, я мог предсказывать. Я сказал себе: «Он пробьет черпачком. Нет, точно, он пробьет черпачком… Точно?»
А Гильермо сказал мне: «Да нет, не станет он так бить».
«Нет, ты прав. Он не станет бить навесом. Или станет? Черт возьми, думаю, он пробьет «парашютиком». Или не станет… не может же он…»
И конечно же, он смог.