Ну выдержав, Лидия Константиновна вскочила и, поднеся ладонь ко рту, бросилась прочь. Киселев бросил тяжелый взгляд на Берзина, но не сказал ни слова и вышел следом за невестой.
– И это – бывший красный командир, который убил больше белых, чем в этом саду деревьев, – уронил Каспар как бы про себя. – Видел, во что она его превратила? В тряпку, о которую только ноги вытирать. – Он покрутил головой и усмехнулся.
Опалин придерживался другой точки зрения – что, несмотря на участие в двух войнах, мировой и гражданской, Киселев тяготел к совсем иным ценностям, и Лидия нравилась ему, потому что им соответствовала. Но вслух Иван сказал иное:
– Ты что, выгоняешь ее?
– Школой она больше заведовать не будет, – холодно ответил Берзин. – И преподавать – тоже.
– Отдаешь усадьбу комсомольцам? – не удержался Опалин.
– Я? Отдаю? У меня нет такой власти, – по усмешке Каспара было понятно, что власти-то, может, у него и нет, но влияние точно есть. – Я тебя, Ваня, не понимаю. Ты вроде наш, а вроде и не наш. Нельзя быть одновременно на нашей и на их стороне, ясно?
Это характерное для него резкое изменение темы разговора (Опалин только потом понял, что то была привычка, усвоенная во время допросов арестованных), застало Ивана врасплох.
– При чем тут сторона, – проговорил он, но сам почувствовал, что его слова звучат неубедительно. – Я… мне просто жалко ее, понимаешь?
– Понимаю. Ты их жалеешь, а они твоей жалостью пользуются. – Берзин прищурился. У него были темные глаза и, что особенно странно при таких глазах, светлые латышские ресницы, казавшиеся единственной неправильной деталью в его сумрачном красивом лице. – Не жалеть следует, а поступать, как должно. – И он спокойно добавил: – Всю эту деревню надо было сжечь дотла, вместе с усадьбой. Если бы один болван так и поступил, я бы не терял сейчас тут время.
У Опалина не было ни малейшего желания спрашивать, кого именно Каспар имел в виду, и он, как и молчавший архитектор, просто притворился, что допивает свой чай.
После завтрака Опалин ушел к озеру. Там его нашел учитель, который, волнуясь, попросил его поговорить с Лидией.
– Я? – удивился Иван. – А что я могу?
Платон Аркадьевич тяжело вздохнул.
– Она собирает вещи, и все падает у нее из рук… Я не знаю, как ее успокоить. Не знаю! Все было хорошо, мы решили пожениться. Из Москвы пришло письмо, что комната… короче, что комната мне будет, но не сразу. Через месяц, не раньше. И тут этот…
– Ей надо перебраться к кому-то на время, – сказал Опалин, поразмыслив. – Кто-нибудь сможет ее приютить?