– Ты хочешь сказать, с натуры? Насколько мне известно, да, а что?
– Просто мне интересно. На картине сзади окно, и видно здешний сад. Откуда она тут взяла ананас?
– Так его в оранжерее вырастить можно. По-моему, Лидия Константиновна говорила, что им какой-то князь присылал ананасы из своей оранжереи.
– Ну и зачем ты мне тут твердил, что ананас только на юге бывает, когда его в оранжерее выращивают? – рассердился Опалин.
Киселев стоял, пряча улыбку; но Иван все равно заметил ее и надулся.
– Так бы и сказал: овощ из оранжереи, – добавил он упрямо.
– Фрукт.
– Какая разница?
Платон Аркадьевич очень хотел возразить, что разница есть, и существенная, но вовремя заметил, что Опалин снова начинает злиться, и решил лишний раз не выводить его из себя.
– Он хоть съедобный? – подозрительно спросил Иван.
– Я не пробовал. Лидия Константиновна говорит, что да.
– Тяжко с вами, – пробурчал Опалин. – Ананасы, призраки… Селькора, вон, в соседней деревне убили… Комиссарша… Доктор-морфинист…
– Слушай, не приплетай сюда Дмитрия Михайловича, – буркнул учитель, не удержавшись. – Когда шла гражданская война, его тут не было. Он очень переживал, когда его бросила жена. У него была бессонница, и он начал употреблять морфий, а потом не смог остановиться… И при чем тут селькор?
– При том, что у вас все не такое, каким кажется. Селькора убили из-за бабы, а потом выясняется, что не из-за бабы… Комсомольцы вон, приехали из города, и уже начали верить в призраков… С ума тут с вами сойдешь.
«Не очень-то ты похож на сумасшедшего», – подумал, однако, Платон Аркадьевич, всмотревшись в лицо собеседника. Но сказал только:
– Ты ужинать будешь?
– Ну… – Иван подумал, почесал щеку. – Буду.
Оставив его, учитель вышел и направился в сад.
– Вы не ссорились? – с тревогой спросила Лидия Константиновна.
– Нет.
– А… а… О чем говорили?
– Он меня спрашивал, что изображено на картине, которую вы повесили ему в комнату. Говорил я, надо было что-нибудь революционное… Il devrait avoir dix-sept ans, et parfois il me fait peur[1], – добавил с отвращением Платон Аркадьевич, переходя на французский язык. – Il ne connaît ni Sherlock Holmes ni ananas, c'est formidable! Je commence à regretter l'absence de cet animal de son camarade. Après tout il n'était pas si mal que celui-là…[2]
– Parlons Russe[3], – попросила Лидия Константиновна с умоляющим видом.
– Je ne veux pas qu'il puisse nous comprendre. Mais comme vous voulez, mademoiselle…[4] Вон идет Алексей. Опять, наверное, нет сена для лошади. Или ему опять надо отлучиться за выпивкой…
– Перестаньте, он пьет гораздо меньше, чем вы думаете, – уже сердито сказала Лидия Константиновна. – И работает за троих. А что он не хочет лишний раз подходить к дому – я не могу его винить. – И уже тише она добавила: – Я с ужасом думаю, что будет в сентябре… Если призрак не успокоится, родители не захотят отпускать детей в школу. Комсомольцам проще – вон, перенесли заседания ячейки в избу-читальню…