Сторож довел до сведения учителей, что он заметил в саду кротовью нору, но крота не обнаружил, за кротом можно долго гоняться, и вообще он тот еще вредитель. Свешников добавил, что ему нужна собака, чтобы охранять территорию должным образом, и напомнил, что уже говорил об этом.
– Голубчик, я не разбираюсь в собаках, – сказала Лидия Константиновна, которую все беседы подобного рода только утомляли. – Почему бы вам не взять у кого-нибудь щенка и не выучить его?
– Думаете, кто попало может быть сторожевой собакой? – хмуро ответил сторож. – Если бы у вас вдруг завелись лишние деньги…
– Ты же знаешь, что денег нет, – вмешался Платон Аркадьевич.
– И не будет? – осведомился Свешников тоном, который учителю не понравился.
– Это зависит не от нас, – сказал он. – И потом, зачем тебе собака? Мужики ночью ни за какие коврижки к этому дому не подойдут.
– С собакой спокойнее, – серьезно ответил сторож. – А крота я, конечно, поймаю. Только долго его придется ловить-то.
Ужинать собирались под кленом, но стал накрапывать дождь, и трапезу перенесли в столовую. Потом Опалин попросил у Лидии Константиновны бумаги и чернил, ушел к себе, зажег электричество и сел за стол с мыслью написать отчет, но эта идея так и осталась неосуществленной. В конце концов он прикрыл чистую бумагу газетой и отправился на чердак – забирать оттуда телескоп.
Стараясь не шуметь, он перетащил громоздкий прибор к себе и заодно отметил, что газета, под которой находились чистые листы, лежит немного иначе.
– Вот же ж… – сказал Опалин, обращаясь, по-видимому, исключительно к висящему на стене натюрморту.
Потом он (Иван, а не натюрморт) стал возиться с телескопом. Во-первых, Опалин хотел, чтобы прибор не было видно снаружи; во-вторых, он собирался настроить его таким образом, чтобы можно было с удобством наблюдать за окрестностями усадьбы, а вовсе не за красотами звездного неба. Увы, наш герой совершенно упустил из виду то обстоятельство, что под окнами у него росла раскидистая сирень. Она заслоняла две трети обзора, а то, что Опалин мог разглядеть, направив окуляры на оставшуюся треть, его совершенно не устраивало.
По мысли Ивана, телескоп должен был помочь ему найти шутника, который с неизвестной пока целью изображал в усадьбе привидение. Вместо этого пока выходило, что он совершенно впустую потратил время, чуть не подвернул ногу на лестнице, пока волок тяжелый прибор вниз, и вообще зря старался. Нахохлившись, Опалин сел на кровать и задумался. Возле его уха тоненько и противно завизжал комар. Иван принялся хлопать по себе, возле себя, сорвался с места и принялся гоняться за проклятым насекомым. Комар не желал сдаваться. Он закладывал виражи, как будущий летчик-ас Чкалов и бывший ас Нестеров, который, увы, уже погиб в империалистическую (то есть мировую) войну. Мерзкий кровопийца нарезал круги вокруг Опалина, пищал и всячески глумился. Наконец Иван грохнул его свернутой в трубку газетой – аккурат на раме натюрморта; уж на что ему попалось зловредное насекомое, но и оно не пережило какого-то там постановления съезда, которое было напечатано на листе.