Я сижу на полу в родительской спальне. Без мебели она кажется огромной. Мама всегда расправляла складки сари, стоя перед большим зеркалом, что висело вон там, на стене. Мысленно я вижу, как она берет из белой фарфоровой чаши специальную булавку с крохотной бусиной на конце, чтобы не порвался шелк, и закалывает ткань. Она коллекционировала сари как произведения искусства. Ими были забиты все шкафы в спальне и гардеробной. Маму очень огорчало, что я не проявляю должного интереса и почтения к ее коллекции. «Вот я умру, и кто будет все это носить? И зачем я вообще столько покупала?» — спрашивала она. Или выговаривала мне: «Почему ты такая скучная? Надо ж было пойти в эту свою науку! На днях я видела ученых дамочек. Ехали на какую-то конференцию. Одеты ужасно, просто больно смотреть!» Малли был ее единственной надеждой — он понимал толк в красоте и блеске. «Скажи маме, чтобы одевалась понаряднее и не забывала краситься», — наставляла она, когда любимый внук растягивался у нее на кровати и начинал восторженно перебирать брусочки душистого мыла.
В наш последний вечер перед отъездом в «Ялу» я принарядилась, чтобы порадовать своих мать и сына. То был вечер скрипичного концерта Малли, и я надела сари из алого шелка. Малли посмотрел, как я подкрашиваю губы, и заявил, что у него тоже есть помада и я могу ее взять, если захочу. «В следующий раз», — согласилась я.
Спальня родителей выходит на балкон, где мать ежедневно разыгрывала один и тот же спектакль с участием торговца рыбой. Каждое утро он появлялся у ворот, оглашая содержимое корзин, привязанных к палке, которую он перекидывал через плечо. Мать с балкона кричала, что ей ничего не нужно, хотя на деле собиралась скупить весь его улов. Он уходил, нарочито громко возмущаясь и прекрасно зная, что скоро вернется. Ритуал повторялся несколько раз; наконец торговец вываливал содержимое корзин у наших ворот и шел восвояси, а мать получала больше рыбы, чем надо, зато за полцены. Стив глядел на мух и ворон, слетавшихся на пропитанный рыбьей кровью гравий во дворе, и спрашивал у матери, нет ли другого, более эффективного способа разжиться провиантом.
Родители все время помогали нам со Стивом обустроить жизнь в Коломбо. Для них мы оставались детьми и требовали постоянной опеки. За прошедшие годы я ни разу не позволила себе вспомнить и затосковать по их заботе. Я думала, что тогда почувствую себя еще более одинокой и раздавленной. Но теперь, в родительском доме, в родной и привычной обстановке, я всей душой хочу еще раз ощутить их тепло. Каждый вечер отец выходил на этот балкон выкурить последнюю за день сигару. Мне бы так хотелось вдохнуть едкий дымок, на который я жаловалась прежде. Пусть от него, как и тогда, защипало бы в глазах.