И попробуй теперь объясни, что никакая я ей не соперница, не угроза и вообще мне сто лет не нужен этот алюминиевый деспот.
А то, что губы до сих пор горят, так это от мороза. Да, да, от него, и только. Просто у меня очень чувствительная кожа и нет с собой гигиенички. Увы, осталась в другом мире. Поцелуи де Горта здесь вообще никаким боком. И дрожь по телу опять же исключительно от холода.
Ничего больше.
— Не знаешь, что с Паулиной? — спросила Одель, отрывая меня от размышлений о влиянии мороза на хрупкий организм иномирской наины. — Уж больно она после спектакля была нервная.
— Понятия не имею, — бросила я, не собираясь подпитывать леди рассказами о душещипательных событиях возле туалета.
Если бы не артачились и кровью, козы, поделились, ничего бы этого не случилось!
А, кстати, что теперь случится? Я имею в виду с Морсом. Вдруг Полька психанет и напишет брату, чтобы ничего не готовил? Ситуация дрянь, скажу я вам. Надо бы как-то со всем этим аккуратно и по-быстрому разобраться, успокоить рыжую. Объяснить ей, что между мной и Стальным ничего нет и быть не может.
Прикинув все «за» и «против», я решила переговорить с Полей уже сегодня. К завтрашнему утру она, может, конечно, и остынет, но до завтра еще далеко — успеет наворотить дел. Нет, сейчас Мэдок с ней объяснится, а потом я подкараулю ее возле спальни и тоже пролью елей на ее истерзанное ревностью сердце.
К счастью или нет, но его всемогущество не стал запираться с Паулиной. Сомневаюсь, что они поговорили в карете, разве только не постеснялись свидетельницы — еще одной зажимательницы гемоглобина, но, как бы там ни было, де Горт сразу усвистал в свой кабинет. Паулина же птицей взлетела наверх и помчалась в спальню.
— Поль, подожди! — Я бросилась за ней.
Нагнала уже на втором этаже, возле ее комнаты. Коснулась острого девичьего локотка, и де Морсан резко обернулась.
— Ты чего взъелась? Ничего ведь не случилось.
Не знаю, может, показалось (в коридоре было сумрачно и все такое), но у нее после моих слов глаза налились кровью. Вот реально налились. Даже захотелось шарахнуться от злющей девицы за ближайшую тумбу или заползти под банкетку, горделиво возвышавшуюся на гнутых золоченых ножках под чьим-то там портретом.
— Ничего не случилось, говоришь… — прошипела наина. — Может, я все нафантазировала? А? И, наверное, мне показалось, как ты на нем висла. Без стыда и совести готова была отдаться ему прямо там, у всех на глазах! А еще называется невинная сиротка!
— Успокойся, — оборвала я раскипятившуюся девицу. — Мне нужно было как-то его отвлечь. Он собирался, между прочим, войти в туалет. А там твой брат, если ты еще помнишь, воздействовал на чужую наину.