Ахматова, Блок, Цветаева: Серебряный век. Жизнь и любовь русских поэтов и писателей (Докашева) - страница 76

Впереди их ждала поездка в Христианию в Осло, где читался цикл лекций о Пятом Евангелии. Сам Белый отмечал, что в эти октябрьские дни внутри него произошел некий духовный поворот, который имел важнейшее значение. Ася описывала действие, которое происходило на сцене во время чтения лекций.

«В ходе лекции постепенно исчезал банально обставленный зал с нарисованными на потолке голубями. Голуби упархивали прочь, а на нас сверху опускалось что-то вроде небесного свода, населенного существами из света. А внизу под нами выстраивались в ряды те, кого мы не видели, но чье присутствие можно было почувствовать.

В центре – Рудольф Штейнер, такой нежный и хрупкий в своем черном сюртуке; взгляд его широко открытых глаз был устремлен в одну цель. Так он извлекал наружу те сокровища, которые скрывались в мировой истории на протяжении двух тысячелетий. Из-за того, что он сам был глубоко потрясен, ему иногда отказывал голос, слова произносились с трудом и звучали неуверенно.

В конце цикла мы стояли в своем углу как оглушенные. Он издали поспешил к нам, чтобы вновь пожать нам руки и поинтересоваться нашим впечатлением. Но что здесь могли бы выразить слова!».

Отчаянно Андрей Белый пытается найти свое место и свой путь в антропософии. Как Ася. После поездки в Христианию в нем стали интенсивно развиваться мистические видения, возникать сильные впечатления и переживания. Он нуждался в Асиной поддержке и помощи. Но она устранялась от него…

«Все мои усилия протянуться к Асе и поведать ей мой внутренний мир разбиваются о какую-то кору ледяной холодности, равнодушия; при попытках разбить на ней эту видимость отдаления от меня, доходящего до безучастия, я наталкиваюсь на почти испуг; Ася съеживается.

И не то чтобы у нас не было умных интересных разговоров, и не то чтобы Ася не заботилась обо мне; она мне оказывает много внимания, – но не там именно, где я таю свои наиболее огненные вопросы, связанные с путем, с ощущением себя в антропософии, ощущением в тайне моего пути с доктором; тут обнаруживается удивительная, я бы сказал, холодность, переходящая в жестокость; и потом: я невольно замечаю, что я во всем завишу от Аси; я не мыслю себе недели, проведенной без нее, а она – как будто вовсе не нуждается во мне; это создает в наших отношениях мою полную зависимость от нее; все наши передвижения, весь стиль нашей жизни, обусловлен ею».

Андрей Белый сполна начинает ощущать весь трагизм своего положения: он порвал с прошлым, но приобрел ли будущее? И что могло ждать его впереди?.. Беспощадный анализ прошлого еще острее подчеркивал зыбкое настоящее и уж совсем неопределенное мрачное будущее.