В Дорнахе Маргарита занималась росписью цветных оконных стекол в здании. А Андрей Белый был «понижен» – он выполнял чисто техническую работу, связанную с расчетами жалования рабочим. Надо думать, что подобная «деятельность» вызывала досаду и раздражение, что, несомненно, не улучшало общего самочувствия и душевного состояния. Но и эта работа длилась недолго.
Асю все приводило в волнение и казалось путешествием в прошлые миры, с необычайным восторгом она пишет о театрализованном представлении в Белом зале – помещении в южном боковом крыле Гётенаума.
«Тот день, когда нас, ничего не подозревающих прочих эвритмисток, позвали в Белый зал, относится к лучшим дням нашей жизни в Дорнахе. – Двенадцать из нас были поставлены в круг, а семеро образовали подвижный радиус: двенадцать знаков Зодиака и семь планет. Госпожа Штейнер прочитала нам «Двенадцать настроений» Рудольфа Штейнера. Эта космическая и одновременно столь теплая, человечная лирика действовала потрясающе. Не является ли звездный мир нашей истинной родиной, с которой мы ощущаем связь в глубине души?.. Здание спустилось к нам оттуда. Казалось, что окружающие нас формы здания движутся под звучание слов… Каждый знак Зодиака и каждая планета должны были показывать конкретный звук в присущем ему цвете».
Андрей Белый испытывал прямо противоположные чувства. Он сбежал в горы и там занялся работой над книгой «Котик Летаев», в которой пытался воскресить свои детские воспоминания. А также написал концовку романа «Петербург», что явилось важной вехой в его творчестве.
Но его внутренние переживания и противоречия все возрастали.
С началом войны нагрузка легла на всех членов антропософского общества, которые должны были принимать участие в строительстве здания.
В письме к своему другу Иванову-Разумнику Андрей Белый писал:
«Наступила горячка в строительных работах в “Johannesbau”, и представьте: мы теперь все (я, моя жена, некоторые из москвичей) завзятые скульпторы по дереву; на нас смотрят, как на рабочую единицу, мы распределены по группам, вырезываем архитравы, окна и т. д. И вот: надо было все архитравы к определенному числу поднять на верх, т. е. черновым образом закончить работу; и, состоя в группе, было почти невозможно оторваться».
Внутренние переживания и противоречия Андрея Белого все возрастали. Ася во всем винила излишнее образное воображение поэта, которое и привело его к надлому.
«Сюда относился богатый мир образов, порожденный его медитациями, – это не говоря о том, что разыгрывалось в его личной судьбе. Доктор Штейнер считал подобные образы субъективными имагинациями. В годы военного хаоса этот образный мир привел его к надрыву; теперь он стал источником страхов: перемена погоды, уличные встречи, случайно услышанное слово делались грозными опасностями, враждебными кознями с целью убрать его из Дорнаха… Как в мифе об Оресте, преследуемом фуриями, призрачный мир, который он сам создал, исказил для него окружающую действительность. – Некоторые из этих болезненных переживаний Андрей Белый объективно показывает в “Записках чудака”. Он освободился от этого мира только напоследок, чтобы вновь почувствовать себя хорошо в любимом Дорнахе. Доктор Штейнер с теплым участием пытался ему помочь…»