И так измучился за эти 8 месяцев, как никогда; тысячу раз бы уехал, если бы не Ася: она твердо сказала что остается при Ваu, а куда же мне ехать без нее; да сейчас разлучаться как-то боязно; и так видно придется скоро, потому что вероятно-таки, нас 2-ое ополчение возьмут скоро; я уж не живу в Ваu, а доживаю. Вероятно Наташа с Асей останутся тут. <…> Асенька теперь ничего: все еще слаба и не бережет себя; сегодня с работы вернулась мокрая, она работает у Рихтера на стекле (и обливается водой); три месяца (январь, февраль, март) была она у нас на положении выздоравливающей; и все-таки не хочет не работать.
Сейчас у меня опять повторяются мои странные припадки полуудушья – полусердечные: говорят я здоров: но от этого не легче; переживаешь все-таки физически состояние крайне неприятное: почти умирания <…>
В связи с войной Белый призывается на военную службу, и ему нужно вернуться в Россию. Он уговаривает Асю уехать вместе с ним. Но Тургенева отказывается. Белому еще кажется, что разлука с Асей – временная. Ненадолго…
Нужно сказать, что Ася колебалась – ехать или не ехать. И высказывала свои сомнения вслух. Но Штейнер отговорил Тургеневу, считая, что ее здоровье не выдержит этой поездки.
Андрей Белый выехал из Дорнаха в Россию в середине августа 1916 года. Он ехал кружным путем через Францию, Англию, Норвегию и Швецию. В момент расставания с любимой женщиной он испытал всю гамму чувств – от всепоглощающей любви к такому же всепоглощающему сожалению и горечи.
АСЕ (ПРИ ПРОЩАНИИ С НЕЙ)
Лазурь бледна: глядятся в тень
Громадин каменные лики:
Из темной ночи в белый день
Сверкнут стремительные пики.
За часом час, за днями дни
Соединяют нас навеки:
Блестят очей твоих огни
В полуопущенные веки.
Последний, верный, вечный друг, —
Не осуди моё молчанье;
В нём – грусть: стыдливый в нём испуг,
Любви невыразимой знанье.
(Август. 1916. Дорнах)
Вернувшись в Москву, Белый по-прежнему тоскует по Асе, оставленной им в Швейцарии. Она представляется ему той невыразимой мечтой, которая когда-то так пленила его.
Те же – приречные мрежи,
Серые сосны и пни;
Те же песчаники; те же
– Сирые, тихие дни;
Те же немеют с отвеса
Крыши поникнувших хат;
Синие линии леса
Немо темнеют в закат.
А над немым перелеском,
Где разредились кусты,
Там проясняешься блеском
Неугасимым – Ты!
Струями ярких рубинов
Жарко бежишь по крови:
Кроет крыло серафимов
Пламенно очи мои.
Бегом развернутых крылий
Стала крылатая кровь.
Давние, давние были
Приоткрываются вновь.
В давнем грядущие встречи;
В будущем – давность мечты;
Неизреченные речи,
Неизъяснимая – Ты!