— Как это называется по-городскому? — горделиво и самодовольно спросил Гашков, показывая на поднос. — Дезерт, а?
— Десерт, — подтвердил и одновременно поправил Русин.
— Только в городе дают тоненькими дольками, — пошутил хозяин, — а мы в селе едим досыта.
В это время пришла старая Лоевиха посмотреть, как идут дела.
— Я, кажется, не ко времени! — притворно посетовала она, увидев полный поднос.
— Ну вот еще, всем хватит! — ответил Гашков и жестом пригласил ее к столу. — Угощайся!
— С вашей бахчи? — деловито осведомилась старуха. Хозяин утвердительно кивнул головой. — А нам в этом году негде было посеять. — Она стоя взяла один ломтик, откусила и подняла брови: — Ух, сладкий какой!
— Два оставил на успение, — похвалился хозяин. — Вот такущие! И еще совсем зеленые.
Гашковиха как-то сказала сватье, что они хотят послать сына со снохой на праздники в Бачковский монастырь. Поэтому теперь Лоевиха поинтересовалась, собираются ли молодые в дорогу, ведь время идет и успение не за горами.
— Посмотрим, — уклончиво ответил Гашков, и его ответ всех удивил.
— Что там смотреть! — сердито отозвалась Гашковиха. — Летось, как кончилась война, я обещала сделать на успение пожертвование.
— Пусть в церковь сначала сходит твой Русин! — отрезал Гашков.
— Почему? — жена изумленно посмотрела на него, не догадываясь, к чему он клонит.
— В монастырь ходят в бога верующие.
— Там и ярмарка будет, а на ярмарку ходят повеселиться, развлечься, — вмешался в разговор Лоев.
— Посмотрим, до успения еще есть время, — уже мягче повторил Гашков, стараясь рассеять общее смущение.
Русин встал из-за стола и медленно, тяжело ступая, пошел к гумну. За ним заспешила и Тинка. Обоим было не по себе. Русин знал, на что намекал отец, но промолчал, стерпел, хотя в сердце теснились обида и боль. Мысленно он спорил со стариком, нападал на него. Ходить в церковь? Зачем? Там пьяница-поп бормочет себе что-то под нос, так что же ему, молодому мужчине, бывшему фронтовику, стоять и слушать его? Кому нужны эти бормотания? Зачем Русину религия? Для спасения души? А от кого ее спасать?.. От многих предрассудков избавился он в окопах под пулями англичан, французов, итальянцев, сербов и греков. Многие заблуждения испарились вместе с вонью портянок и вшивых рубах.
«Только тот, кто просидел всю войну в тылу, еще верит в какого-то господа, — сердился на отца Русин. — Да еще старухи. А мы, прошедшие сквозь огонь и воду и лишь чудом оставшиеся в живых, поняли, что господь служит тем, кто затевает войны, чтобы грабить народы»… Русин знал, что отец ненавидит большевиков не за то, что они безбожники, а за то, что они забрали у капиталистов их богатства. Боится за свое добро. Тоже мне богач! Урвет кусок хлеба то у одного, то у другого бедняка, чтобы лишь как-нибудь скоротать свой век. Да разве отец живет? И чего ради, он, Русин, будет трястись за это добро? Он докажет отцу, что не случись революции, война бы не кончилась и всех фронтовиков перестреляли бы, как собак.