— Он приходит ко мне, а не к тебе! — вмешался Русин. Гашков повернулся к сыну и так взглянул на него, словно видел впервые. — Он мой гость, и ты не имеешь права его выгонять, — твердо сказал сын.
— Пока я жив, в этом доме будут только мои гости! — задыхаясь от ярости, крикнул старик. — А когда умру, если хочешь, приглашай хоть антихриста.
Русин что-то буркнул и нервно передернул плечами. Тинка прижалась к нему, приглушенно всхлипывая.
— Да что случилось-то? — спросила бледная, как полотно, Лоевиха. — Чем он провинился?
Старик повернулся к сыну, но, в сущности, слова его предназначались сватье:
— С сегодняшнего дня я запрещаю тебе ходить к ним! — он кивнул головой в сторону Лоевых.
Ангел Лоев, который до сих пор только нервно мял в пальцах хлебный мякиш, вытаращил глаза. Он знал, что так случится, ожидал этой ссоры, и все же происшедшее привело его в смятение. Его поразила грубость старого сельского богача. Кровь бросилась ему в голову, скулы побагровели.
— Дом наш беден, сват, — Лоев сделал ударение на предпоследнем слове, — но каждый может войти в него с честью! — Старик весь напрягся, словно собирался ринуться в бой.
— Может быть, твой дом и хорош, но я своему сыну ходить к вам не позволю! — решительно, с чувством превосходства бросил Гашков.
— Вот как! — Лоев горько усмехнулся. — Столько лет мы были для тебя хороши, и вдруг…
— Не вдруг! — быстро и резко крикнул Гашков.
— С каких же пор?
— Сам знаешь!
— Знаю! — решительно заявил Лоев. — После ноября позапрошлого года… Тогда ты начал сторониться.
— Не я! Ты начал сторониться!
— Я стою на том же, на чем стоял. А вот ты? — строго спросил Лоев.
— Ты переметнулся к антихристам! — Гашков затрясся от гнева и презрения. — К дьяволам!
— Я стою на том же, на чем стоял!
— И я стою на том же, на чем стоял!
— Тогда — извиняй! — решительно произнес Лоев, встал, стряхнул с себя крошки и направился к выходу. За ним двинулись и его домочадцы.
— Боже мой, боже мой! — ломала руки Гашковиха. — Господи, да что же это? Почему? — недоумевала старая женщина.
Когда сумерки скрыли из виду Лоевых, Русин взял жену за локоть.
— Пошли, Тинка!
И зашагал к калитке. Тинка молча двинулась за ним.
Мать бросилась за молодыми, упала им в ноги, обхватила колени Русина.
— Сынок! На кого ты меня оставляешь? — Она всхлипнула, спустила руки и ударилась лбом о теплую землю.
Русин вздохнул.
— Что делать, мама, отец выгоняет меня! — Он подхватил мать под мышки, поднял, прижал к себе. — Не найти нам с ним общего языка. А кусок хлеба я и для тебя заработаю.
На притихшее село тихо и незаметно спускалась темная, безлунная ночь. Кто-то прошел по улице, беззаботно насвистывая, потом громко запел: