По обветренным губам Вылко пробежала легкая улыбка.
— Не знаю, — сказал он. — Если это неправда, напишите в газету…
— Не в этом дело, сват! — возразил Жанката, наклонившись к нему. От напряжения он весь вспотел. — А даже если и верно, тогда что?.. Кто сегодня не старается получить то, что ему причитается, а?
— Раз верно, тогда все в порядке.
— Все в порядке?! Хорош этот порядок, — прошипел Жанката. — С тех пор, как пошли эти… слухи, все село взъелось на меня, будто я собираюсь кого-то грабить…
— Так это же и есть самый настоящий грабеж…
— Слушай, я свой товар давал! — вскипел Жанката и поднял голову. — Не силой же я их туда загонял…
— А, кажись, силой… Раз ты забрал у них то, что им нужно, они хошь не хошь…
Жанката в изумлении посмотрел на него, потом неспокойно заерзал на лавке, точно сидел на муравейнике, и натянуто улыбнулся.
— Слушай, оставь сейчас эти коммунистические теории… Я пришел не для того, чтобы спорить с тобой, а чтобы дело делать…
— Дело? Кто его знает…
— Слушай, сват, кто со мной дело делал, в обиде не был…
— Потому-то все село и поднялось…
— Ты село оставь, это другое… Вздумаешь селу угодить, сам с голоду помрешь!
— А вот я-то еще не помер.
— Опять шутишь! — ласково стукнул его по плечу Жанката. — Без шуточек не можешь. А я серьезно говорю. Мы ведь люди свои. Если мы не будем помогать друг другу, так кто нам поможет? Будь у меня лишних тысячонок двадцать, не отдам же я их чужому человеку… Ты, — Жанката наклонился к его уху, — должен сказать, давно мне приглянулся. Вылко, говорю я себе, парень бойкий, расторопный. Есть у меня одно дельце, как раз для тебя… Тысяч тридцать принесет в год, не меньше. Так что… А оно случилось — мы и родственниками стали. Так, думаю, без долгих разговоров.
Довольный своей речью, Жанката пристально посмотрел на собеседника, закурил и долго не мог засунуть пачку сигарет в карман своей рубашки. Вылко молчал, о чем-то думал. Улыбка исчезла с его лица, взгляд его был холодный, сосредоточенный, направленный в одну точку.
— Ну… тебе виднее, — нарушил короткое молчание Жанката. Он еще не знал, к добру или к худу это молчание, но какая-то смутная тревога прокрадывалась в его грудь…
— Слушай, сват! — недружелюбно покосился на его Вылко. — Не каждого можно подкупить.
Жанката вскочил, как ужаленный.
— Хор-рошее дел-ло, сват! Так ведь я же, как своему человеку…
— Как своему, как чужому — точка!
— Ясно, насильно мил не будешь! — промямлил Жанката, и его исказившееся лицо скрылось в облаке табачного дыма. — Но… а это дело там… я так не оставлю. Не-е-ет!