Я смирился. Раух начал поучать меня насчет новой экономической модели.
— Не принимай меня за первоклашку. Я грамотный. Сам читал об этом.
Когда я объявил в наборном, что со следующего месяца будем работать на экспорт, Штрбик, самый старый из метранпажей, поинтересовался:
— А боны за это будут?
— Почем я знаю?
— Глядите не присвойте, а то разделите их там, наверху, промеж себя.
— Оставь начальство в покое, — прикрикнул на него тонким голоском низенький наборщик, которого все звали Финтяем. Откуда взялась эта странная кличка, я так и не допытался; Финтяй работал в наборном цеху двадцать лет, но настоящее его имя знали, наверное, лишь в отделе кадров. — Не все ли тебе равно, что выпускать, хоть бы и завертку для подтирочной бумаги.
— Пусть и подтирочнуго бумагу, но на наши родные ж… — Белько был известный задира и скандалист и с особенным удовольствием куражился над Финтяем. — Ум растеряли вы, славное руководство. Начисто ум растеряли.
— Про себя этого сказать не могу, — возразил я. — Это не я придумал.
— Конечно, не ты. Твое дело телячье, — засмеялся Белько и раскашлялся.
— Мы упираемся в новую экономическую модель.
— Причем сознательно. — Белько утер жилистой рукой губы и потянулся к полке за бутылкой. — Выпьешь?
— За что?
— Эта штука валит с ног.
— Не пей, — предупредил Финтяй. — Это принес тот трахнутый редактор.
— Фиала?
— Он самый.
Фиала из журнала по собаководству ходил в цех ручного набора чуть ли не ежедневно и почти в каждом номере менял примерно половину материала.
— Чего ему опять надо? — спросил я.
— Добрать статью о выставке фокстерьеров в Сан-Себастьяно.
— От этого журнальчика со второго полугодия придется отказаться, — сказал я. — Если вести дело с размахом, нечего нам валандаться со всякой мелочью.
— Фиала этого не переживет.
— Тогда — за царство небесное для него. — Я отхлебнул из толстой зеленой бутылки, подаренной Фиалой. — Откажем не только собачкам. Все эти журнальчики пошлем к чертям. И аквариумистов, и филателистов, и пчеловодов. Пускай катятся на все четыре стороны.
Над нами не раз потешались за то, что мы печатаем журналы для всяких чудаков, и перспектива избавиться от этой малоприятной обузы была даже привлекательна.
— Ты всерьез? — раздался высокий голос Финтяя.
У него самого был английский пудель, и он всегда первый хватал рукописи Фиалы.
Второй раз я ловил себя на том, что как попка повторяю чужие слова. И покраснел сильней, чем тогда в милиции.
— Вино и вправду такое, что с ног свалит, — проговорил я. — Аж в пот ударило. Но на работе, мужики, пить не стоит.