Сказывали, что дед Якова Бесова Никита жил бедно, ходил каждый год наниматься в работники к помещикам за реку и перебивался кое-как, не имея даже коровенки. Никто не знал, откуда у него появились вдруг деньги. Одни говорили, что Никита путался с конокрадами и будто бы сам свел в деревнях и продал на конной не одну лошадь.
Другие уверяли, что деньги у Никиты появились вскоре после убийства богатого рыбинского закупщика, которого нашли в лесу зарубленным и ограбленным.
Как бы то ни было, а сын Никиты Матвей уже открыл в деревне большую лавку, скупал кожи по всей округе и имел небольшой кожевенный завод. Тимофей хорошо помнил Матвея, дожившего до восьмидесяти трех лет.
Это был высоченный старичище, весь черный и крепкий, как горелый пень. Он держал в страхе всю деревню. Староста чуть не за полверсты снимал перед ним картуз. Сам пристав не раз заезжал к Матвею, а попы гостили у него каждый праздник.
Матвей был еще жив, когда Тимофей пришел к сыну его, Якову, наниматься на кожевенный завод. Яков, длиннорукий и сухой, со впалыми глазами и тощей грудью, вышел к нему на крыльцо.
— Желаешь поработать? — тоненьким голосочком спросил он, пощипывая редкие усики. — Так-с…
— Кто там? — загудело в горнице. Яков бегом кинулся туда.
— Тимошка Зорин пришел, папаша.
— Это Илюшки беспалого сын? Что ему, голозадому?
— На завод хочет…
Тимофей затаил дыхание. Старик долго и гулко кашлял, потом сказал:
— Возьми. Только больше пятерки не давай.
Яков снова вышел на крыльцо, вздохнул, почесался.
— Приходи завтра. Подумаем…
Тимофей снял шапку и низко поклонился, униженно говоря:
— Порадейте уж, Яков Матвеич! Сами знаете: баба у меня сейчас хворая, ребятенки малы, ни лошади, ни коровы… Чем кормиться?!
И с тех пор Тимофей начал работать на кожевенном заводе Бесовых, заступив место солдата-инвалида Архипа, который порезал на работе руку и умер в самый егорьев день от «антонова огня».
Три года промаялся работником Тимофей в вонючем и грязном подвале, где вымачивались и выделывались кожи.
Страшно было теперь даже вспомнить, как люди возились в этой грязи и дышали целыми днями прокисшим, нездоровым воздухом. Иссиня-бледные, исхудавшие, они похожи были на грибы, выросшие на навозе в темном хлеву.
На четвертый год осенью Тимофей заболел и, совсем ослабевший, решился пойти за помощью к хозяину.
Старик Матвей хоть и умирал, а все еще держал весь дом и все дело в своих руках.
— Тебе что, Тимоша? — пропел тоненько Яков Матвеич, встретив его на кухне.
Тимофей молча переминался с ноги на ногу, комкая в руках шапку, пока не осмелился сказать: