Родимая сторонка (Макшанихин) - страница 128
Стукнула упавшая на пол табуретка, и опять стало тихо в пустом и громадном доме Бесовых. Несколько минут Яков Бесов быстро-быстро перебирал ногами, словно ехал куда-то на велосипеде, потом вытянулся весь и замер.
С повисшими вдоль тела руками и низко опущенной на грудь головой, он и мертвый все, казалось, стоял посреди избы в глубоком раздумье, не зная, куда ему идти и что делать…
РОЗОВЫЙ КОНЬ
Записки художника
Разве стал бы я портить зря бумагу, кабы можно было поговорить обо всем с близким человеком?
Но кому же, как не бумаге, «повем я печаль свою», если друзья мои разъехались после института кто куда, а новых у меня все еще нет?
Сидишь дома один целыми днями, не с кем словом перемолвиться, вот и попробуй тут наживи друзей!
Да что днями? Последние полгода, как начал писать картину, неделями даже, бывало, на улицу не выходил, пока не кончался в тумбочке запас чая, сахара, хлеба и селедки.
Ну как тут не одичать!
В маленькой комнатушке моей повернуться нельзя было из-за разбросанных повсюду этюдов, подрамников и банок с красками. Работал я самозабвенно, много, но чем ближе подвигалась картина к концу, тем больше одолевал меня страх: «Не ошибся ли я где-то в самом начале?»
Уж, кажется, и тему взял самую злободневную, и этюдов привез из творческой командировки множество, и фигуры все «раздраконил» в картине до деталей, а чуял нутром, что не взволнует она людей.
Все чаще и чаще, сидя в глубоком раздумье перед записанным холстом, грустно вспоминал я, с каким чистым волнением готовил его: бережно натягивал на большой подрамник, решал целую неделю, каким способом лучше грунтовать, а когда загрунтовал и просушил, мечтал часами перед ним о будущей картине. Счастливое было время! Мысленно я уже видел свою картину: образы ее толпились передо мною, выбирая себе место в глубине холста и наливаясь живым цветом…
Так почему же сейчас не могу я воплотить их на холсте такими, какими представлялись они мне вначале? Почему же каждый взмах кисти уводит меня все дальше и дальше от замысла, а краска, не оживая на холсте, остается краской, так что можно узнать даже, где и почем она куплена. Напрасно бодрился я при этом, уговаривая себя не бросать работу: кисти сами валились у меня из рук и мною овладело равнодушие к своему творению, а за ним и отчаяние, ибо понимал я, что где начинается равнодушие, там кончается искусство.
В голову лезли тогда самые невеселые мысли, а волю к труду тихонечко начинало точить и разъедать ядовитое сомнение в своих способностях…
В один-то из таких горьких дней и зашли неожиданно ко мне два бывших однокурсника: Бажанов и Чикин.