Наверное, они встретились у моей двери случайно, потому что идти куда-нибудь вместе не сговорились бы никогда: до того яростно непохожи были друг на друга во всем, даже внешне.
Фома Чикин вызывал невольную к себе почтительность важным спокойствием, неторопливой речью, чистым белым лицом, каждой складкой добротного костюма. Впечатление основательности и достоинства несколько нарушали в нем только глаза. Ни на чем подолгу не задерживаясь, они беспокойно шныряли черными горошинами во все стороны.
Васю Бажанова незнакомые люди принимали по обличью за маляра, хотя происходил он из интеллигентной, культурной семьи. Вася не брился и носил страховидную рыжую бороду, ходил летом в футбольных бутсах, затасканной кепке и синей спецовке, измазанной красками, а зимой сверх того надевал «семисезонное», студенческое пальтишко «на рыбьем меху».
Но стоило лишь заговорить с Бажановым, увидеть его остро сосредоточенные и цепкие глаза, как люди сразу терялись в догадках, что за человек перед ними.
Фома Чикин не уставал напоминать всем о своем бедняцком происхождении, но что-то уж очень быстро обрел в институте этот бедняцко-мужицкий сын и городскую культуру, и хозяйскую предприимчивость. Уже на втором курсе Чикин стал Фомой Викторовичем, ибо никто из студентов не умел так быстро, как он, пронюхать и схватить на стороне выгодную халтурную работу. Около него всегда «кормилось» десятка полтора студентов. Набрав сразу несколько заказов, Чикин обычно только «руководил» работами как предприниматель, а деньги получал по каждому заказу наравне со всеми. От протестующих и непокорных исполнителей он быстро отделывался, не предоставляя им в следующий раз места в «своих» бригадах.
И после института Чикин остался самим собой: брал заказы, делал эскизы, сколачивал бригады художников, развозил их во все концы страны, а потом разъезжал по объектам как инспектор и работодатель, проверяя лишь исполнение.
Эскизы он писал легко и бойко, заказчикам они нравились, потому что всегда казались им необыкновенно актуальными и нужными именно сейчас, сегодня, как «яичко ко Христову дню». Неважно, что росписи, сделанные по этим эскизам, через год устаревали, по теме и нередко закрашивались во избежание конфуза. Это нисколько не смущало Чикина. Художников, серьезно и долго работавших над картинами или росписями, он открыто высмеивал: «Тугодумы. По уши сидят в плену у классиков. А нам нужно создавать быстрее свое, пролетарское искусство, не оглядываясь назад».
Слушая упреки в легковесности и приспособленчестве, Чикин уверенно и спокойно отбивался от критиков: