— Мой сын, какое ещё доказательство требуется?
— Так ты ба-абник? — с улыбкой спросила я, присаживаясь на кровать и наклоняясь к нему, шепнула: — Ничего, сегодня дежурит Зоя Семёновна, ей за пятьдесят лет и за сто килограммов!
— Это нечестно, ты нарочно подстроила это, признавайся!
— Вот ещё, — я чмокнула его в нос и поцеловала в губы. Боже, ведь я думала, что никогда больше не смогу поцеловать мужа…
Потом меня выгнали из палаты, чтобы не мешала медицинским манипуляциям, и я поспешила в детское отделение. Там с Данькой сидела Ирина. Влетев в палату, я радостно сообщила этим двоим:
— Илья очнулся!
— Господи, наконец-то! — Ирина быстро перекрестилась. — Слышишь, Данька! Папа скоро поправится.
— Ура! — завопил мальчишка, подпрыгивая на твёрдом матрасе кровати. — Пошли к нему, я хочу увидеть папку!
— Подожди немножко, ему сейчас меряют давление, берут кровь на анализ, — я сделала большие глаза, помня, как Данька боится игл и инъекций. Малыш и правда сдулся, опасливо глянул на дверь и пробормотал:
— Ладно, ладно, но потом ты меня отведёшь, договорились?
— Договорились, — я наклонилась и чмокнула его в светлую макушку. Ирина встала:
— Пойду-ка поймаю врача. Поговорю с ним.
— Ну, операция же прошла успешно, всё в порядке, сколько он будет ещё тут лежать? Недели две?
— Если не три, девочка моя. Всё же селезёнку удалили, счастье, что пуля не задела кишечник…
Я вздохнула. Если бы Шагалину не увезли в полицию, я бы сама её убила… Зато теперь Илья мне точно поверит. Так нагляднее. Но какой ценой!
Данька прижался ко мне и спросил, глядя снизу вверх:
— А папа выздоровеет?
— Конечно! Уже через месяц будете с ним в футбол играть!
— Почему мама в него выстрелила?
— Малыш, я не знаю.
Призналась честно и заколебалась. Стоит ли говорить, что Шагалина люто ревновала и хотела вернуть мужа в семью? Тогда получится, что я разлучница. А вдруг мальчишка возненавидит меня? И зачем только Ирина сказала ему правду? Может, лучше было соврать и подождать, пока он не подрастёт?
Нет. Это не вариант. Детям нельзя лгать.
— Понимаешь, есть люди, которые не хотят признать очевидное. У них просто в голове не укладывается, что кто-то больше им не принадлежит. Твоя мама не смогла смириться с тем, что папа с ней не живёт.
— А что теперь будет с мамой? Её посадят в тюрьму, да?
Тёмные глазёнки наполнились слезами, а я крепче обняла малыша и прижала его к себе:
— Я не знаю. Знаешь что? Давай договоримся. Как только я что-то узнаю, я обязательно тебе скажу.
— Хорошо, — он шмыгнул носом и вытер глаза кулачком. — А когда мы пойдём к папе?