Венчались мы в крохотном храме в соседнем селе. Там, где служил отец Мефодий. Чуть ли не все мои соседи поехали с нами, Матрена первой, с детьми, с мужем. Радость для них была, счастье, что муж мой вернулся за мной да так и остался. Только священнику рассказали мы правду, только ему покаялись, только он был в курсе. Все остальные думали, что я в городе и вышла замуж за Леню. Так спокойнее жить, спокойнее растить маленького…
Священник знал и о документах на развод, которые я послала Вадиму, и о волосиках маленького, которую вложила в письмо. Не одобрял, но и не осуждал. У отца, который зачал, должен быть шанс. Однако настоящий отец, сказал священник: тот, который принял и воспитал. Ленька принял.
Тайга подняла голову, лениво тявкнула на приблизившегося к ограде мужчину. Я шикнула:
— Чуть, Тайга, разбудишь!
Собака подняла на меня глаза, словно говоря — ну чего ты, это же моя работа! А мужик, Михайло с Главной улицы, окликнул почтительно:
— Васса, здравствуй! Здоровьечка чаду. Где твой-то?
— А там где-то у пристройки, — ответила с улыбкой. — Здоров будь, Михайло Степаныч. Ты крикни, он услышит.
— Леони-и-ид! — гаркнул Михайло. А я только прижала головку Макарки к себе, прикрывая шалью. Ох и дура я. На Тайгу шикаю, а тут орут так… Но маленький не проснулся, только завозился ножками беспокойно. Собака встала, потянувшись, поднялась на ступеньки, принялась нюхать внимательно. Лизнула голую пяточку, выбившуюся из пеленки. Глянула на меня — так ли, по-твоему ли, хозяйка? Я только потрепала ее по ушам, улыбнувшись. Тайга моя славная…
Скрипя новой кирзой тятиных сапог, Ленька появился из-за дома. Бросил взгляд на нас с Макаркой, потом подошел к забору:
— Михайло Степаныч, здравствуй.
Он быстро научился желать здравия вместо безликих приветов. Понял уважение к старшим, оценил их непритязательную науку. Он учился в школе и знал, что Волга впадает в Каспийское море, а вот как выслеживать марала не знал. И где водятся тетерева тоже. И как лучше держать молоток, и почему пчелы роятся каждый год, и где обитает Бог… За эту науку платил своими умениями.
— Леонид, без тебя никак. Косилка заирпенилась. Я уж ее и так, и эдак, подмазал, постучал, шестеренки потолкал — а не идет! Тебя надоть, уж выручай!
— Иду, Степаныч, иду, только инструмент возьму.
Вернувшись к сараю, он достал с полки сумку со своими гаечными ключами и прочей мужской чепухой, подошел ко мне:
— Скоро буду, Ась.
Отогнул шаль, заслонив от солнца Макарку, не страшась, чмокнул его в щечку, потом мою открытую грудь, поднялся выше и поцеловал в губы: