– Вставай, хозяин, время!
Домаша вскочила, заторопилась виновато – разоспалась на свежем сене!
Все было бело от росы, река струилась, невидная в тумане.
Ополоснулись, испили водицы и так, натощак, подхватывая горбуши, стали выстраиваться в ряд.
– Почали! С богом!
Первый шел Радько, низко нагибаясь, широко расставляя ноги в кожаных поршнях [28]. Взмах, другой, – вправо, влево, вправо, влево: в обе стороны валится срезанная трава. За ним двинулся мужик из местных косарей, за ним Станята, Олекса четвертым, пятым шел новый парень, Микита. Старик покосник вел своих косарей с другой стороны.
Скоро поднялось солнце, пот начал заливать глаза. Наконец разогнулись! Ух! С отвычки нешуточно ломит спину, руки и ноги гудят от работы.
– Снидать!
На кострах уже булькала уха из свежих, с вечера наловленных стерлядей. Жонки резали хлеб, разливали уху в мисы, выкладывали рыбу на кленовые продолговатые подносы, с четвероугольными краями.
Ко второй выти Олекса поменялся местами с новым парнем. Микита наступал ему на пятки. Парень был, и верно, силен, а в работе неутомим.
Задувал ветерок, и к пабедью бабы уже тронулись цепью ворошить траву.
Домаша шла со всеми. Отдыхая, мужики точили лезвия горбуш, измеряли на глаз пройденные прокосья.
Отобедав, начали ставить стожары.
– Стожары нынь надо теснее становить, трава добра!
– Мало нарезали лесин, еще надоть!
– Микита где?
Микита скоро показался из лесу с охапкой нарубленных пориц.
– Поди отдохни, парень!
Тот мотнул головой: не устал! – и снова ушел в лес.
– Бог даст, еще два дня постоит таких, стоги метать начнем!
* * *
Дни летят на покосе – не оглянешься. Только ноет спина после целого дня в наклонку да растут стога.
Лето стояло завидное. Небольшой дождь перепадет, тотчас просохнет на ветерке заблестевшая трава. Сено получалось духовитое, пышное. Косит Олекса в серой рубахе посконной, косит, разогнется, оглянется вокруг весело идет работа! Вечером – ловить тайменей. А то в полдни, когда повалятся отдыхать мужики, спугнет купающихся баб, притаясь за кустами. С хохотом разбегаются они в чем мать родила, завидя Олексу.
– Поди, охальник! Жонка заругает!
А то набросятся кучей: купать. Тогда давай бог ноги! Закупают отпустят чуть живого.
– Яровитый до баб, – поварчивают старики косцы. – Доколь в ларь не положат, все будет бегать! Детей цетверо никак и жонка рядом ништо его не берет!
Подслушал Олекса ненароком, усмехнулся: когда и подурить, как не на покосе. Ништо!
Домаша то сердится, то сама начнет играть, дурачиться, бегать с парнями, – поглядывает Олекса, вроде и ухом не ведет, а глазом-то косит, вздрагивает носом – тоже ревнует. Поделом ему!