Вскочил с кровати, хотел было пойти к жене и договорить до конца — такая злость на него накатила, но передумал и подошел к окну. Там все еще держались сумерки, и, несмотря на то что перевалило за одиннадцать, казалось, что всего лишь ранний вечер. Квасницкий глядел на дом напротив, где из всех окон на семи этажах светились только два, на безлюдный тротуар и зазеленевший в мае газон и вспоминал о том, как, приехав жить в Ленинград, он долго не мог привыкнуть к белым ночам, и как часто ошибался во времени, а однажды, уснув после прилета, и вообще перепутал утро с вечером, и чуть было не потащился в аэропорт. «Смеху бы было», — безразлично подумал Квасницкий и все стоял перед окном…
Квасницкому чуть больше сорока, он с виду худ и крепок, лицо у него — костлявое, решительное. Плечи, правда, сутулые слегка, но, когда он идет, это почти не замечается. А ходит он четко, твердо, и во всех его движениях чувствуется сила и власть. Такие, как он, всегда нравятся женщинам. И Квасницкий нравится некоторым, но к этому он совершенно равнодушен. Раньше у него было много их, разных, веселых и не очень веселых, но с тех пор, как он женился, ни одна женщина не могла бы похвастать, что пилот Квасницкий с нею полюбезничал или хотя бы посмотрел как-то по-особому. Смотрит Квасницкий на всех одинаково — серьезно и в общем-то равнодушно — и, наверное, от этого нравится еще больше. Но ему ничего об этом не известно, потому что ни с кем подобных разговоров он не вел; и можно смело утверждать, что он верен жене. Можно сказать, что он ее любит… Любит, потому что ее не за что не любить: она добрая, заботливая, растит детей. К тому же, встретив ее, Квасницкий очень ею увлекся, и след от этого увлечения остался. Но верность его — совсем от другого, от того, что произошло два десятка лет назад…
В то время, после окончания летного училища, Квасницкий работал в Казани. Он приехал туда в марте, в солнечный день, и как только вышел на центральную улицу — Баумана, то сразу же почувствовал себя так, будто прожил в этом городе несколько лет. Солнце в этом виновато или то, что Квасницкому было в то время двадцать лет?.. Кто его знает, но прижился он в одну минуту и после, вспоминая Казань, ощущал в душе какое-то теплое чувство, будто вспоминал хорошего дорогого человека. Но все это после, а тогда Квасницкий был молодым, черноволосым, беззаботным и холостым. Днем он летал по мелким населенным пунктам — в Актаныш, предположим, или в Мензелинск, перевозя людей и почту, а вечером шел в кино или в парк отдыха, наведывался он и в студенческое общежитие, где устраивались танцы.