Клавесин рассказывал, как в Баку начали строиться театры, открываться библиотеки, воздвигаться роскошные особняки. Все это он увидел за последние двадцать лет пребывания в этом, как он считал восточном городе, который благодаря европейцам — немцам (прошу прощения, что я их упомянул первыми, клавесин назвал их где-то посередине), полякам, евреям, ну и французам превращался в европейский город. Ну я возразил, что все они здесь появились благодаря русским. (Я уже стал чувствовать в себе влияние моего покойного хозяина.) Клавесин возражал, что если глубоко копнуть, то это все благодаря нефти. Не было бы нефти и керосина, не было бы тут всего этого европейского. Он говорил, что Баку был типичный азиатский город, притом провинциальный, никогда не был столицей ханств или других государств. Его территория едва выходила за пределы старых стен — того, что люди называли «Внутренним городом». Когда пришли русские, а потом последовала нефтяная лихорадка — все преобразилось. Еще тридцать-сорок лет назад город был в пыли, а сейчас в городе сажают деревья, строят набережную, парки и так далее. Единственно, что во всем этом прогрессе его не устраивало — это то, что музыкальные вкусы менялись. Ну это впрочем не касалось Баку, а было общеевропейской тенденцией. Клавесин отходил на задний план. Он все возмущался, что ничто не может передать сладкий звук его клавиш и струн. Клавесин символизировал Ренессанс — тут конечно, он опять загнул.
Конечно, как я позже осознал, все это были отчасти имперские размышления, в которых отсутствовал элемент местного населения, то есть завоеванного народа в среде и на земле которого все это происходило.
Через некоторое время меня клавесин утомил окончательно и я хотел, чтобы кто-то его основательно разбил. Кроме него особенно болтливых не было — было два новеньких аккордеона, изготовленных в России; пару баянов — тоже в основном новые инструменты. Они почти ничего не знали о Баку, и им было нечего рассказать — у них не было хозяев. Через пару дней в магазин заложили поддержанную скрипку, а чем старее скрипка, тем лучше. Она рассказала интересную историю.
Ее изготовили в Австро-Венгерской империи (вы теперь понимаете, почему мы нашли быстро общий язык) и она была отправлена в Россию, в Москву. Купил ее учитель музыки для преподавания. Через несколько дней она была украдена цыганами и попала в табор к местному музыканту. Но на поворот судьбы эта скрипка не жаловалась — к инструменту относились бережно. Жизнь пошла интересная — цыган-скрипач вместе со своими соплеменниками играл во всяких ресторанах, ублажал высшее общество и развлекал собственных сородичей. Через несколько лет скитаний вокруг Москвы и в самой Москве табор подался на юг.