– У меня, – объявила княгиня, завершая разговор, – нет на службе ни сильного, ни слабого колдуна, но теперь я буду настаивать на участии своего представителя в расследовании инцидента. Я знаю о том, что я знаю, и оповестила об этом своего венценосного брата. Это было покушение. Покушались на меня. И любой, кто усомнится в том, что это так, будет рассматриваться мной как соучастник заговора. На этом прошу простить меня, господа, этот странный разговор утомил меня, и мне следует отдохнуть.
Герда отметила, как вытянулись лица братьев Саган и как побледнел Эуген. Вряд ли они действительно имели отношение к покушению, но манера трактовать события, как это выгодно ему в данный момент, на этот раз подвела настоятеля и его родичей. Он получил отпор. Но не это главное. Он дал повод заподозрить себя в покушении на сестру императора. И все из-за глупой фанаберии, перебороть которую он, по-видимому, просто не мог.
* * *
Этот день тянулся и тянулся, и никак не мог закончиться, хотя все уже устали от него и были бы рады, оставив позади, перейти в новый день, где уже не будет утреннего покушения, горящего человека, рушащегося с крыши дома вниз на улицу, и настоятеля трижды проклятого Рогланского Коллегиума тоже не будет. Однако ничего не поделаешь, такова жизнь. Перелистывать страницы дней дано только глядя назад. Двигаясь вперед, горизонта не достичь.
После семейки Саганов княгиню навестили еще несколько представителей высшей знати, а ближе к вечеру объявился принц Максимилиан, чтобы, как он изящно выразился, лично засвидетельствовать княгине и госпоже де Фиен свою неизменную дружескую симпатию, а также пригласить их в королевский дворец на завтрашний обед и лично передать подробности ведущегося расследования. Увы, передавать пока было нечего. «Подробности» были немногочисленны и ничего в этой истории, на самом деле, не проясняли. Как ни странно, стрелка удалось опознать, он был приезжим откуда-то с запада и жил на постоялом дворе. Обыск в его комнате, впрочем, ничего не дал, и на данный момент это было все, что удалось выяснить. Непонятно было даже то, откуда точно он приехал, но случилось это пять дней назад.
Принц пробыл во дворце Арнем почти полтора часа, развлекая дам историями из столичной жизни, и по впечатлениям Герды, смотрел на нее гораздо чаще, чем следовало, и с гораздо большим интересом, чем позволяли правила приличия. Впрочем, это был наследный принц, и никто из присутствующих не решился сделать ему замечание. Однако поведение Максимилиана явно разозлило графа де Валена и вызвало гнев ревности у княгини де Ла Тремуй. Саму же Герду занимал вопрос, узнал ее принц или нет? И если все-таки узнал, то как много других людей осведомлены о том, что дама де Фиен и эдле Маргерит ди Чента – одно и то же лицо? Она была так озабочена возможными осложнениями, связанными с ее весьма проблематичным прошлым, что даже не смогла получить должного удовольствия от фееричности момента. А случай и обстоятельства к этому более чем располагали, потому что по всему выходило, что в нее влюблен наследный принц Эринора. Принц крови влюбился в «бедную сиротку», три года назад в буквальном смысле слова сбежавшую из этого города и этого королевства, а еще из почти затянувшейся на ее шее петли. Впрочем, волновалась она недолго. Ближе к ночи здравый смысл возобладал все-таки над глупыми страхами и беспочвенными опасениями.