– вот и весь завтрак. Но и это не новость. В Коллегиуме послушники питаются впроголодь, хотя за ту плату, которую взимают за обучение, их могли бы кормить и лучше. Впрочем, это были праздные мысли, на которые у Герды не было времени. Им всем следовало поспешить, потому что вот-вот начнется первый урок.
– Маргерит, – обратился к ней к первой учитель латыни, – расскажите нам, будьте любезны, что вы подготовили к сегодняшнему уроку?
После прошлого урока Герда так спешила, что толком не посмотрела, что за книгу берет с полки. Латынь? Латынь. Ну и ладно. Но оказалось, что впопыхах схватила она «Ars Amatoria»[20] Овидия, и следующие три дня упорно изучала мужской взгляд на искусство обольщения. Трудно сказать, пригодится ли ей это в жизни, но свой словарный запас она пополнила, это точно.
– Что-нибудь по памяти?
– Как вам будет угодно!
– «Теперь я научу тебя, каким образом овладеть той, которая тебя очаровала, – это самое важное в моих уроках, – процитировала Герда, стараясь не думать о том, какой сукой был этот долбаный Овидий. – Любовники всех стран, слушайте меня внимательно!»
– Продолжайте, Маргерит, мне нравится ваше произношение.
«Продолжаю!»
– «Во-первых, будь твердо уверен в том, что нет женщины, которую нельзя было бы завлечь в любовные сети…
…Если бы мужчины сговорились не обращаться первыми к женщинам, вскоре женщины были бы у их ног и возносили бы к ним свою мольбу…
…Если она выходит нетронутой из борьбы, в которой можно было ее взять, на лице ее отражается радость. Но, верь мне, печаль царит в ее сердце, она недовольна твоей нерешительностью»[21].
– Великолепно! – похвалил учитель. – Высший балл! Эуген, теперь вы!
Этот Эуген – высокий, красивый и наглый парень – являлся для Герды ее персональным мучителем. Все другие послушники, двенадцать парней и девять девушек, были, как и следовало ожидать, очень разными людьми – кто лучше, кто хуже, – но все они существовали в Коллегиуме каждый наособицу. Ни дружбы, ни вражды – ничего, кроме холодной отчужденности, равнодушия и глубоко запрятанной опаски. Эуген отличался от всех остальных практически во всем. Он единственный проявлял интерес к другим послушникам, вот только интерес этот был особого рода. Достаточно сказать, что на экзекуциях он никогда не отводил взгляд, как делали многие другие, в особенности когда пороли девушек. Смотрел с жадным любопытством, словно боялся пропустить какую-нибудь важную деталь. Его жестокость, которую этот роанец даже не пытался скрывать, пугала не одну лишь Герду. Его боялись, по-видимому, все, но каждый – так уж здесь жили – держал свой страх при себе.