Это была одна и та же труппа праздношатающихся пьяниц с тупыми глазами. Так же туп был и разговор, или же он состоял из сплетен, ведь новости о том, «кто кого», были единственным истинным возбудителем, не считая редких случаев соколиной охоты. Целование ручек, подавленные зевки, состав исполнителей — все это редко менялось.
Хамди Отман был продуктом вечеров коктейлей. В Аммане он на них царил. Его «приглашения» были из числа самых интересных. Пышная вилла; кладовая, не вмещавшая всех этих безналоговых и беспошлинных ликеров и французских деликатесов. Его французский повар вместе с набором кухонных работников готовил горы еды для гурманов. Все это приличествовало главе организации по оказанию помощи.
Но Амман все-таки был арабской столицей, а Хамди Отман — все-таки арабом, так что несмотря на весь шарм оба пола отделялись друг от друга и женщины толпились в одной комнате, а мужчины в другой.
Мадам Отман представляла собой раскрепощенную арабскую женщину, получившую образование во Франции, носившую элегантную французскую одежду и обращавшую на себя внимание. И все же под западной фанеровкой мадам Отман была арабской женщиной с арабским мужем. Хотя ей не надо было работать, ей не позволялось участвовать в некоторых общественных мероприятиях. Центром ее жизни была бесконечная болтовня в единственном в городе жалком загородном клубе. Ей никогда не позволялось выходить за пределы душного мира невольных раскрашенных птичек, гуляющих в расточительных птичьих домиках, которые на самом деле были клетками и лишь иначе назывались. Когда не нужны были автоматические рукопожатия и улыбки, она становилась печальной и унылой женщиной, запертой в своей ненужной жизни.
Хамди Отман гордился тем, что все его слуги были из числа беженцев, все четырнадцать. Хамди Отман не был ни добрым, ни великодушным. Заработки были пустяковые, и то, чего не хватало для его расходов, легко можно было получить манипуляциями через его контроль над бюджетом ЮНРВА и всемогущие продовольственные карточки. Слуги его жили в казарме, условия были суровые.
Его шофер, садовники, телохранители, дворецкий, слуги-мальчики занимали одну спальню. Шесть мужчин-служащих жили уединенно, как монашки, в казарме, разделенной занавесками. Четыре были помощниками на кухне. Еще была личная горничная мадам Отман, и еще Нада.
Нада была нянькой двух дочек Отманов, трех и четырех лет, и их пятилетнего сына. Когда прошли первоначальная тревога и культурный шок, Нада приняла свое положение твердо и довольно радостно. К большому облегчению мадам Отман, Нада наконец забрала детей из ее рук, освободив ее для лишних часов в загородном клубе и перед зеркалом в гардеробной.