Два оставшихся Илюшки вместо ожидаемого разговора получили от меня пакеты семян и целеуказание на оставшиеся грядки. Если лесной воспринял моё нахальство совершенно спокойно и флегматично отправился на огород, то Илюшка-Радя скривился так, будто укусил лимон.
— Я воин! Богатырь известный! А вы меня как холопа на огород сослали!
— И чем тебе мой огород не нравится? — прищурилась я.
— Хорош огород, — слегка сбавил тон воин. — Только я не огородник и лопаты сроду в руках не держал.
— А чем занимался? — вкрадчиво поинтересовалась я: а вдруг проболтается, как мелкий.
— Сначала на печи лежал, думу думал. Потом подвиги ратные совершал, родную землю от супостата боронил, — с достоинством проговорил он.
«Не прокатило», — без особого, впрочем, разочарования подумала я. Ожидать, что хитрец проболтается так легко, было бы слишком оптимистично, но попытаться стоило.
— Понятно. Я всё-таки женщина, мне такие тонкости незнакомы. — Я похлопала ресничками и оскалила в кокетливой улыбке выдающийся зуб. — Витязи мои, конечно, работники неплохие, но за ними пригляд нужен. А за всем не усмотришь, я же женщина одинокая…
— Да, тяжко, — кивнул паршивец.
На его лице не дрогнул ни один мускул, более того, он меня ещё и по морщинистой руке погладил, скотина!
«План А провалился на старте, — мысленно хмыкнула я, отнимая руку и мимоходом порадовавшись, что волшебный нос уродовал морщинами и старческой „гречкой“ не только мою физиономию. — Придется переходить к плану Б. Только его надо сначала придумать».
— Вот и помоги бабушке, — заявила я. — Ну а если лень тебя одолела, то скатертью дорога. Ты ко мне пришёл, а не я к тебе.
Илюшка-Радя скрипнул зубами, но всё же поклонился:
— Как же не помочь, коли требуется?
С нечитаемым выражением на физиономии он поплюхал на огород, а я задумалась. Как ни крути, но получалось, что бабке хитрец ничего сверх того, что уже сказал, не расскажет. То ли получил на этот счёт четкие инструкции от моей псевдомамаши, то ли просто умный. «Вот бы моя настоящая матушка обозлилась, — подумала я, глядя, как он брезгливо берёт оставленную вчера у баньки лопату. — Она терпеть не может, когда кто-то зарится на то, что принадлежит ей. Хотя… Вряд ли я та собственность, которую она ценила».
Я тряхнула головой, отгоняя неуместные сожаления. «В любом случае моя мать в другом мире и зовут её не Марья Моревна. Значит, и меня сюда точно затащили по ошибке, как вороватого Ваську-геймера. Главное, теперь успеть этой ошибкой воспользоваться, пока в холопки не выпнули, разобравшись».