Следовало как можно быстрее врезать целебной успокоительной настойки. Это было проделано. А потом ещё раз.
Итак, на меня обиделись рыцари-реконструкторы. Такое было сложно предугадать. Ну и что теперь? Они устроят мне реконструкцию казни? Уронят на шею резиновое лезвие гильотины, а потом зальют меня бычьей кровью? Как же нелепа жизнь. И как же не вовремя они вылезли со своей опереточной обидой. Я вспомнил Гендальфа в пыльных советских туфлях.
Я не пожалел о своей миниатюре, она хоть и на грани с пошлостью, но правдива. Реконструкторы — это созвездие дураков. Ни у кого из них нет семьи. Все они, зрелые мужики, наверняка живут на средства родителей. Я пошёл на кухню, чтобы долить настойки. Её оставалось всего ничего.
* * *
Я выступил с очень старой миниатюрой про своё первое посещение церкви. По ошибке я поставил свечу за здоровье родных в свечник перед Христом, куда ставят за упокой. Я так испугался, что даже заплакал. Бабушка стала требовать у монахинь что-нибудь сделать, как требуют отмены при неправильно пробитом штрих-коде в супермаркете. Одна из монахинь глядела на меня почти с ужасом, как на Антихриста, всё это было на самом деле, и я разыгрывал эту сценку столько раз, что научился правильно расставлять акценты, как силки для смеха зрителей, но в этот раз в силки снова почти никто не угодил.
* * *
Долго гулял в Сокольниках. Приятные запахи и тишина, но от этой тишины стало дурно, трудно быть одному в таком состоянии, но к кому идти? У меня только бабушка. Но бабушка меня не поймёт. Бабушка станет рассказывать о своих болезнях. Будет искать их и у меня. И отыщет. Она как врач в частной клинике. Гуляя, я чуть не упал — споткнулся о ель, лежавшую поперек дороги. Вспомнил, что недавно в Москве был ураган, и один человек погиб под деревом.
И как это я так влюбился? Видел Майю всего три раза, толком ничего не знал о ней. Наверно, всё дело в запахе. Пахло от неё по-своему, и не сказать, что как-то особенно хорошо, сладко. Просто пахло, как больше ни от кого. И ещё она мне кого-то напоминала. Кого-то из детства. Мне казалось, что я её уже видел и уже тогда влюбился. Но даже отдалённо не мог вспомнить.
Я достал новый блокнот и хотел в нём снова что-нибудь написать или нарисовать, но инстинктивно поднял глаза.
Напротив стоял великан в плаще. Он держал телефон, и теперь уже можно было сказать точно — он снимал на камеру меня. Никакого красивого вида у меня за спиной. Никого, кроме меня, поблизости. Великан стоял за забором и вертел телефон, подбирая ракурс получше.
Я положил блокнот в карман, встал, застегнув молнию. Небо уже давно потемнело, и тучи шли одна за одной. Двинул к нему быстрым шагом, хотя от волнения земля ходила ходуном.