Из соседней улочки, шумно шелестя крыльями, вылетают перепуганные голуби. Кровь так громко стучит у меня в ушах, что я почти ничего не слышу. Тогда-то мне на глаза и попадается раненая пташка, перья на её груди алеют, как рубины. Торн ранил ей крыло.
«Что там говорил Ян? Какую-то считалку о птице с красной грудкой? Бабба просила мне передать…
Вспорхнёт малиновка в кустах —
Считай до трёх и сделай шаг».
Краем глаза я вижу Кейти. Она хмурится, вспоминает что-то и явно повторяет про себя те же строки. Беззвучно, одними губами, она выговаривает: «Малиновка».
«Раз…»
Торн смотрит на меня, сузив глаза.
– Отойди.
Но я не могу шевельнуться, не могу сделать и шагу. Иначе погибнет Нейт.
Эш и Кейти зовут меня, Торн рявкает:
– Пошла прочь, девчонка!
Но я закрываю собой Нейта и трясу головой как одержимая.
«Два…»
Нейт виснет у меня на плечах, пытаясь оттолкнуть, сдвинуть с места, спасти. Но я стою как скала, мои ноги будто приросли к земле. Сжав кулаки, я стою совершенно неподвижно.
– УЙДИ! – кричит Торн.
«Три…»
Будь мы в кино, сейчас каждое наше движение показали бы на самой медленной скорости. Торн крикнул и почти сразу же нажал на курок. В кино эта секунда наверняка растянулась бы на минуты. На экране я увидела бы, как Кейти, решительно нахмурившись, бросается ко мне, в последний раз разглядела бы каждую её веснушку и морщинки, оставшиеся от недавней улыбки, каждую огненную прядь волос, медленно взлетающую у неё над плечами.
Но мы не в кино. И секунда обрывается с коротким ударом сердца.
Кейти падает на меня, и я подхватываю её, не давая стукнуться о землю. Как будто ей не всё равно. Ведь она мертва, погибла в ту самую неумолимую секунду. Не в силах удержаться на ногах, я оседаю, обнимая Кейти, прижимая её к себе. Ярко-зелёные глаза устремлены в небо, а из вырванного на затылке куска черепа мне на колени течёт густая кровь – слишком много крови.
– О боже, – стонет Торн. – Что я наделал?
– Элис —
– Что случилось? – спрашиваю я.
Как тяжело дышать… а хочется набрать полную грудь воздуха. Джейн плачет, задыхается, как будто её душат.
«Господи, пожалуйста, только не забирай Виолу».
– Джейн, скажите, что произошло? – умоляю я.
– Кейти… – выговаривает она. – Кейти умерла.
Я вздрагиваю с головы до ног, всё тело кричит. «Кейти не может умереть, просто не может! Столько жизни, тепла… не могут раствориться и… исчезнуть». Я упираюсь головой в колени, иначе мой череп взорвётся, мозг разлетится на куски. Лёгкие горят, требуя воздуха, но я не могу дышать, горло сдавило. «Она не может умереть. Это невозможно!» Я задыхаюсь, плачу, живот сводит судорогой. Меня тошнит, сейчас вырвет. Я хочу, чтобы вывернуло наизнанку, может, тогда я избавлюсь от этого отвратительного ощущения: что больше ничто и никогда не изменится к лучшему.