Ян погрузился в исследование памяти Оскара, но что-то подсказывает мне, что мой вопрос не менее важен. Левая рука Оскара вздрагивает.
– Ян, – тихо зову я пророка, – почему он назвал тебя ласточкой?
Не двигаясь с места, Ян хрипло произносит:
– Потому что это и есть моё имя: по-китайски «Ян» означает «ласточка».
Он с силой давит на виски Оскара.
«Птичка… Маленькая птичка… Что сказал Торн? “Птичка напела”».
Меня накрывает волной ярости.
– Зачем ты рассказал Торну о канистре?
Он отвечает, не поднимая головы:
– Потому что мне нужно было, чтобы ты пришла сюда, Виола. Вместе с Нейтом. В эту лабораторию. Только так можно спасти дефов и отправить тебя домой. Ты скоро всё поймёшь. Вот увидишь.
Мне хочется задать ему ещё тысячу вопросов, потребовать ответа, но кто-то зовёт меня по имени. Шёпотом. Совсем близко. «Виола».
Я поворачиваюсь на месте. Снова тот же голос: «Виола».
– Что с тобой? – спрашивает Нейт.
– Ян, это твои штучки? – пробую выяснить я.
Но пророк слишком занят, да и не его это голос. Я слышу не один голос, а несколько, они зовут меня одновременно.
Нейт берёт меня за руку:
– Что с тобой, Ви? Что ты слышишь?
– Кто-то шепчет моё имя, – уже со страхом отвечаю я.
«Что, если голоса доносятся из другого – из нашего – мира? Вот опять: “Виола”. Голоса незнакомые, не мама и не папа, может, врачи?»
«Виола, скорее иди к нам».
Голос удаляется, будто ведёт за собой.
«Виола, поспеши!»
«Они зовут меня из-за стены?» Рядом дверь. Из щели в притолоке струится слабый голубоватый свет.
– Там кто-то есть, – говорю я.
«Виола, Виола, сюда».
Я иду на голос, меня ведёт страх, выкручивающий внутренности.
«Скорее, Виола, спеши!»
– Зовут оттуда? – спрашивает Нейт, показывая на дверь в голубоватом сиянии.
Я киваю и без дальнейших рассуждений толкаю дверь.
За ней открывается самая отвратительная картина, какую только можно себе вообразить: огромная, вырубленная в скале комната, заставленная бесконечными рядами прозрачных контейнеров-колб, в каждой из которых плавает двойник.
Жидкость в колбах густая и прозрачная. У некоторых тел нет рук или ног, у других не хватает кусков кожи. Есть и дети. Сглатывая подступившую к горлу желчь, я вижу колбы с младенцами, которые так и не открыли глаз, навечно погружённые в мир тьмы.
Комнату наполняет мерное гудение электрических моторов, пахнет лекарством и кровью.
– Господи, – охаю я. – Что это?
Но, прежде чем Нейт отвечает, я догадываюсь сама.
– Это склад двойников, – тихо говорит он, будто не желая тревожить спящих. – Я и не знал, что их держат здесь.
– А почему именно здесь?
– Но это же материал для исследований, для экспериментов. Вряд ли их хозяева-гемы знают, что с ними происходит.