Мама отрывается от сковороды, смотрит на меня и подавленным голосом обращается ко мне:
– Я приготовила твоё любимое, зайка. Жареную курицу под острым соусом с гарниром.
Сегодня пятница. Сложные, «воскресные» блюда мама готовит в неурочный день, только чтобы собрать всю семью за столом и обсудить нечто важное: проваленный экзамен, наши с Нейтом ссоры и так далее. Мы с братом часто шутили: «Мама считает, что соусом можно склеить любые разбитые планы». Сегодня мама в джинсах и свитере, а не в рабочем костюме, а под глазами у неё, будто нарисованные, тёмные круги.
«Что-то здесь не то».
– Разве ты сегодня не ходила на работу? – спрашиваю я.
Избегая встречаться со мной взглядом, она качает головой.
Входит папа в футболке с портретами музыкантов группы «Нирвана» – майка наверняка завалялась у него в шкафу с прошлого века. Выходит, родители взяли выходной, и они выглядят одинаково измученными. Обстановка мне нравится всё меньше.
– Привет, солнышко. – Отец слегка касается моего темени. – Что поделывала?
Я пожимаю плечами:
– Так, ничего. К Нейту ходила.
Родители с непроницаемыми лицами переглядываются.
– Что случилось? – спрашиваю я.
Мама накрывает на стол с привычной грацией женщины, которая умеет одновременно справляться и с детьми, и с работой, и с домашними делами. Папа распределяет ножи и вилки, позабыв, что класть слева, а что справа от тарелки, – как всегда.
– Так что происходит? – ещё раз спрашиваю я, раскладывая приборы правильно.
Мама подаёт еду: тушёную морковь, курицу, жареную картошку. Теперь, когда я явственно вспомнила, как в поместье Харперов, в книге «Танец повешенных», мне доставались лишь сухари, мамина стряпня нравится мне даже больше, чем всегда.
– Давайте сначала поужинаем, – говорит мама, многозначительно глядя на папу.
Терпеть не могу, когда родители таинственно переглядываются, думая, что дети ничего не замечают, а на самом деле только слепой не увидит их закатывания глаз и подмигивания.
– Лучше скажите сразу, – раздражённо требую я, – прямо сейчас.
Мы рассаживаемся как обычно. Пустой стул Нейта всегда кажется больше, чем остальные.
Папа принимается за цыплёнка.
– Мы хотели поговорить о Джонатане.
– Я догадалась. Вы прям застыли, когда я упомянула его имя. Что, доктора сообщили что-то плохое? Я же была в больнице, и никто мне ничего не сказал.
Мама нарочито медленно посыпает солью морковь и соус, и я вижу, как белые кристаллики растворяются в тёмной густой жидкости.
– Мам, соли уже достаточно. – Я протягиваю руку и забираю у неё солонку.
Она отвечает мне резким и напряжённым смехом, сдерживая слёзы. Этот смех я давно прозвала «стеклянным». За ним, как за прозрачными стенками стеклянного сосуда, ни за что не спрятать печаль.