– Ты… не один.
Он воткнул крест в траву среди цветов. Мы зачерпывали землю вокруг, сделав в основании небольшую насыпь, чтобы удержать его в вертикальном положении. Так должны были похоронить мою семью. Возможно, когда-нибудь я смогу устроить им достойные похороны.
– Если со мной или Алексеем что-нибудь случится… ты проследишь, чтобы нас похоронили вместе с семьей? – Мой вопрос прозвучал после долгого молчания, но Заш, казалось, понял, почему я его задаю.
– Конечно. – Он сложил камни вокруг основания креста. Я не стремилась помочь ему, позволяя закончить самому.
Пока мы сидели перед крестом, всплыли воспоминания о том, как папа множество раз читал нам священные книги и вел в молитве. Воспоминания о надежде и жизни, которые он привил нам.
Заш помог мне подняться на ноги и отряхнуть одежду. Мы стояли в саду вместе – напоминание о днях в Ипатьеве, но с новой свободой, ознаменовавшей будущее.
Что же будет делать Заш? Вернется в Екатеринбург? Отправится на поиски своего племени? Алексей сказал, что его судьба в его руках. Я не хотела, чтобы он чувствовал себя обязанным, мечтала, чтобы Заш тоже ощутил свободу выбора. Поэтому задала тот же вопрос, что и Алексей.
– Чего ты хочешь, Заш?
Он долго молчал.
– Я хочу искренне, верно любить.
Это было совсем не то, что я ожидала услышать.
– Всю жизнь мною двигали преданность и забота о людях, которых я любил. О других пастухах, о Вайре. Меня учили, что нет ничего важнее такой заботы. Но твоя семья показала мне совсем другое. Ты усердно заботишься о тех, кого любишь, – ты сделаешь для них все, что угодно. Но не только. Ты любила своих врагов. Своих друзей. Вы с семьей любили большевиков в достаточной мере, чтобы пожертвовать возможностью бежать.
Чем дольше он говорил, тем сильнее сжималось мое горло. Я никогда не чувствовала, что умею любить, но папа определенно умел. И он был для нас примером. Мы все хотели любить так, как он.
– Когда я наконец раскрылся для такой любви, то понял, что забочусь о тебе. Об Алексее. И это меня изменило. Я… теперь я думаю, что стал лучше. Лучше в душе.
Его открытость позволила раскрыться и мне.
– Мне нравится, что ты такой, Заш. Как и Алексею, и Дочкину, причем настолько, что они хотят оставить тебя здесь. Чтобы ты работал руками так же, как и в своем племени. И… тоже этого хочу.
– Ты этого хочешь, Настя?
Согласиться – значит разделить с ним потаенную, запутанную, жесткую часть себя. Я хотела сказать «да». Прокричать «да».
– В одиночку у меня ничего не выйдет. Ты останешься? Поможешь мне?
Это был легкий путь. Трусливый выход. Приглашать его ради его же блага… помогать мне… вместо того чтобы сказать, что хочу