— Вот и попался, неуловимый, — подняв свой бокал, сказал Екатерине Светлейший.
— Неуловимый? Ты об шейхе Мансуре? — переспросила Екатерина, обратив на него радостные глаза.
— Стало быть, он самый, — проговорил довольным тоном князь, — Генерал Гудович взял Анапу, а шейх оказался среди трех тысяч пленников. Давайте, выпьем за то, матушка!
Екатерина, с готовностью, подняла свой бокал, наполненный смородиновым соком. Выпив, она изволила посоветовать:
— Что ж, надобно его направить сюда, в Санкт-Петербург. Прикажи, дабы везли осторожно, не можно допустить, чтоб пленного Мансура отбили горцы.
— Таковое не может статься, государыня-матушка.
— Куда ж его? В Шлиссельбургскую крепость?
Потемкин усмехнулся:
— Пожалуй. Оттуда уж не сбежит, дабы паки поднимать горцев противу нас!
Сидя за столом с императрицей, он, время от времени, бросал на графа Зубова надменный взгляд. Тот старался даже не поднимать глаза, и все время разговаривал, с сидящими напротив, графом Федором Головкиным и своим братом Николаем, кои тоже избегали взгляда Светлейшего. Конечно, Зубов и его родня, вошедшая в силу, страшились Потемкина и тайно искали возможность пошатнуть его положение. Князя Таврического спасала милость государыни, для которой Светлейший князь оставался самым доверенным, самым надежным другом, разделявшим вместе с нею бремя управления державой.
Несмотря на то, что прекращение военных действий давало ему полное право не спешить с отъездом, но долгое пребывание его в Санкт-Петербурге было не по душе семье Зубовых. Любимец Екатерины пенял в его адрес тем, что князь исчерпал причину присутствия в столице, и ему надобно ехать к армии в Молдавию, дабы завершить войну достойным мирным договором. Государыня, наконец, повелела Светлейшему князю, не мешкая, отправляться на юг. Всесильному князю Таврическому ничего не оставалось, как, смириться пред ее волей. Смирился, прежде всего, поелику сам считал своим долгом подвести итоги войне, которой он руководил в течение четырех лет и, которая утверждала Россию в новом почетном ранге — Черноморской державы. Впереди его поджидали дела, связанные с долгими и изнурительными переговорами с непримиримым и неуступчивым врагом.
* * *
В конце концов, одиннадцатого июля, представители Британии и Пруссии подписали ноту, в которой основанием для мира с Турцией — есть ли турецкая сторона подпишет его немедленно — признавалась граница по Днестру. Очаков со степью между Бугом и Днестром отходил к России. В случае, есть ли бы турки отказались подписывать соглашение, Россия сохраняла за собой право бороться за более выгодные условия. Посему, Главнокомандующему русской армией пора было ехать, дабы завершить дело с мирными переговорами.