Однажды, когда она проснулась и смотрела, как водится, в белый потолок, ей пришло в голову, что эти женщины в палате призрачны и нереальны, а сны — наоборот… Эта мысль напугала ее, потому что это означало, что Аська уже сделала первый шаг в сумеречную зону, первый шаг в безумие, и она начала искать, как можно примирить сны и реальность, чтобы все-таки вернуться и не терять связи с ее новыми друзьями.
Как раз снова пришла Виолетта, и на этот раз она выглядела усталой, настолько усталой, что даже не потрудилась изобразить на своем лице дежурную улыбку веселого счастья и обещания светлого будущего.
Она опустилась на стул рядом с кроватью и сказала:
— Можешь продолжать молчать, раз тебе это нравится. В принципе у меня уже есть одна молчаливая особа, перенесу и вторую. Маму только твою жалко, она-то ни при чем. Думаю, что выход всегда можно найти. Возьму тебя к себе, сядете друг напротив друга с Любкой, может быть, Леня и тебя возьмет в Америку лечиться от аутизма. А то и не лечитесь вовсе, может быть, вам вдвоем и так хорошо будет. Только что мы-то без вас должны делать? Если разговаривать с нами вы отказываетесь, приходится признать себя людьми неполноценными, вроде как уродами.
Она горько усмехнулась. Потом взяла Аську за руку и сказала:
— Знаешь, что бы ты там себе ни придумывала, все это глупости! Я по-прежнему тебя люблю. И Света тебя любит. Митька каждый день сидит в приемной, потому что не может уйти, не увидев тебя, Аська, разве мы достойны твоей ненависти? Я же тебе сказала — я найду этих подонков. Я их обязательно найду.
Аська ничего не ответила. Она думала над Виолеттиными словами, почти признавая ее правоту. Но Виолетта же не понимала, что дело-то не в них совсем. Дело в самой Аське…
— Ладно, — устало махнула рукой Виолетта. — Мне не справиться…
Она поднялась. Аська вдруг испугалась, что она сейчас уйдет и никогда уже не вернется. Она попыталась остановить ее жестом руки, все еще отвергая слова, но вдруг поняла, что именно слов Виолетта от нее и ждет. Именно слов… На секунду она увидела в своем воображении Любку, молчаливую, мудрую, и Любка смотрела на нее умоляюще. «Пожалуйста, — говорил Любкин взгляд, — найди слова. Найди…»
— Виолетта, — проговорила Аська с трудом, удивляясь звуку собственного голоса, ставшего внезапно таким чужим и хриплым, — принеси мне, пожалуйста, стихи Карло Гонсало…
«Я должна посмотреть в глаза этому уроду. Я могу прятаться от него, но… Это неправильно! Это тысячу раз неправильно!»
В который раз Алена подошла к двери — и снова остановилась, не в состоянии справиться с волной страха. Нет, она не может. Она просто не может! Невыносима мысль о том, что сейчас она наверняка встретит насмешливые, равнодушные Дынины глаза и ничего не сможет сделать — ничего, потому что теперь ей ведом страх. И страх куда сильнее злобы. Сильнее ярости и обиды…