Она вспоминала, как с ней поступили. Она напоминала себе, как поступили с Аськой. И все-таки ничего не могла поделать со своим животным страхом — она тщетно убеждала себя в том, что она может отомстить, она обязана это сделать теперь, ведь она может… Но страх снова сковал ее члены, подобно цепи, впивался в сердце ледяной рукой.
— Да пошел ты к черту, — сказала Алена, зажмурившись, чтобы не видеть этого длинного коридора и лестницы, которая вела вниз, к бару.
Ступив за порог комнаты, она на секунду снова остановилась. Теперь страх был немного побежден.
Она с облегчением вздохнула — страх пока не подавал признаков жизни. Она сбежала вниз по ступенькам — быстро, словно стремясь убежать, пока он снова не проснулся, и толкнула двери бара. Оказавшись в полумраке, она снова испытала неприятное ощущение холода в груди, но справилась с этим.
Она дождалась, пока буря эмоций уляжется, и только тогда, когда глаза привыкли к полумраку, а душа справилась с ужасом и воспоминаниями, Алена огляделась. Дыни нигде не было видно. Она вздохнула.
Даже не поняв, то ли с облегчением, то ли все-таки с сожалением… Прошла внутрь, к стойке бара.
«Я дождусь тебя, Дыня, — пообещала она. — Я дождусь тебя, даже если мне придется торчать в этой вонючей забегаловке всю оставшуюся жизнь!»
«И вот идешь ты по дороге куда-то вдаль, глазам доверья нет. Они ж незрячи… И лишь душа ведет тебя вперед…»
Аська отложила тетрадь и повторила последние строчки одними губами, точно заново учась разговаривать:
— «Лишь душа ведет тебя вперед…»
Она словно увидела, как ее душа отделилась — легкая, воздушная, похожая на прежнюю Аську, и быстро, как птица, полетела ввысь — к белоснежному облаку в самой середине неба. Это было так красиво, что у Аськи даже перехватило дыхание. Она вспомнила давний разговор с матерью — еще из детства. «Ма, — спросила она тогда, — а Бог живет где? На облаке?» «Ну да… наверное, — задумчиво ответила Света. — Только это, надо думать, самое большое облако. И расположено прямо посередине неба…»
Аська представила себе, как ее душа бежит прямо туда, на это самое облако, и вот уже она стоит прямо перед Ним, низко опустив голову. Ей стало так страшно за свою бедную душу — как же Он теперь к ней отнесется? Ведь теперь она, Аська, вся испачкана. Вся… Нет у нее больше чистоты!
Она словно вернулась на землю. Боль опять побеждала, и чтобы справиться с ней, как утопающий хватается за соломинку, Аська схватила тетрадь с неровным полудетским Любкиным почерком. Буквы плыли перед ее глазами, мешались со слезами, потому что это были слезы Карло Гонсало, и слезы Карло Гонсало сейчас становились ее, а свои она отдавала ему. Странное дело, ей снова стало легче.