— Все? — спросила девочка.
— Еще что-нибудь можешь? — хрипло спросил Леня. — На русском?
Она задумалась.
— Вообще-то я не люблю нашу эстраду, — сообщила она. Подумав еще секунду, она несмело спросила: — А у вас гитары нет? Шестиструнной?
— Есть, — кивнул он.
Девочка несмело улыбнулась и сказала:
— Хорошо. Тогда я вам спою свою песню. На стихи Карло Гонсало…
По правде говоря, Виолетта боялась. Так боялась, что физически ощущала отвратительную дрожь в пальцах, и поэтому старалась не показывать свой страх этому дядьке со снисходительной улыбкой.
«Если не выгорит, — мрачно думала она, — придется на самом деле идти в чертово ПТУ… И тогда мы с Любкой не вырвемся. Так и будем сидеть в помойной яме до конца своих дней…» От этих мыслей становилось еще тошнотворнее на душе и страх становился сильнее, поэтому Виолетта старательно прогоняла их — с помощью Карло Гонсало, верила Виолетта, можно прогнать все.
Она взяла гитару и робким движением тронула струны. Раньше ей казалось, что она умеет играть, но теперь она поняла — те идиотские три аккорда, которые показал ей сто лет назад Любин одноклассник Васька, хороши для комнаты, для подъезда. Для… сортира, одним словом. Но не для этого класса с обшарпанным, стареньким и оттого вызывающим безграничное уважение роялем.
Она зажмурилась. «Кто не рискует, тот не пьет шампанское», — сказала она себе. И запела под бедный свой аккомпанемент. Уже другим голосом. Чистым, звонким. Почти детским, если бы не легкая хрипотца, которую Виолетта ненавидела, но никак не могла от нее избавиться. «Точно выгонит, — снова пришло ей в голову. — Кому нужны хрипатые певицы? Не в Америке же мы…»
— «Что мне делать с собой, когда поднимается ветер, не в силах расстаться с землей, я гляжу в небо с тоской, — пела девочка или уже молилась — трудно было теперь понять. — Господи, дай мне крылья!»
Человек, от которого зависела вся ее судьба, сидел, немного откинувшись в кресле, и она ничего не могла прочесть на его полноватом, добродушном лице. Оно было бесстрастным…
— «Я вижу, что купол сер, но это меня лишь сильней манит туда, где скрыт фокус желтых лучей… Господи, дай мне крылья!»
Теперь его, этого человека, не было. Она, Виолетта, стояла на вершине горы, воздев руки к облакам, где спрятался от людей Господь, и молилась.
— «Кто-то орет — стоять, кто-то руки связал, — жаловалась Виолетта этому спрятавшемуся Богу. — Здесь запрещено летать, казнили тех, кто летал… Господи, дай мне крылья!»
Они с Карло Гонсало стали одним единым целым — и снова, как сотни раз, благодаря этому чувству единения Виолетта парила над землей, словно Господь, спрятавшийся в огромном облаке, услышал ее молитву и одарил ее парочкой крыльев.