Почему-то она сразу представила все самое плохое, что только могло с ней произойти. Любка умерла. Она убежала на облако, вместе с Фриней.
— Не знаю, как тебе сказать, — подлила масла в огонь тетя Катя. — Право, Виолетточка…
И застыла в растерянности, старая кляча, образина божественная, нисколько не думая, что сейчас происходит в Виолеттиной душе. Разом вылетели из головы и Фриня несчастный, и Ася с Митей.
Только Любка осталась и всякие страшные картины, сопутствующие этим тети Катиным перепуганным глазам.
Виолетта почувствовала, как внутри все обрывается, падает — то ли сердце, то ли сама она, Виолетта, сейчас сползет вниз, на пол.
— Любка… — прошептала она и рванулась в комнату, распахнув со всей силы дверь. — Любка?
Ее отчаянный крик заставил Леню обернуться. Она не сразу его узнала — сидит перед Любкой какой-то тип и ласково ей что-то говорит. Потом она подумала: слава Богу, что он здесь, не так страшно, если вдруг с Любкой и в самом деле что-то плохое, — он на крайний случай вызовет машину.
Леня почему-то ее крика немного испугался, даже привстал.
— Виолетта… — начал он нерешительно, — я сейчас все объясню тебе сам. Я не знаю, что тебе сказала тетя Катя…
Виолетта же ничего не могла понять — Любка сидела живая, относительно здоровая, да еще и улыбалась тихо сама себе, тогда почему тетушка устроила такой переполох? Может быть, этот Леня что-то сделал с Любкой плохое? Есть же разные извращенцы…
— Она мне ничего не сказала! — закричала она и сама же себя одернула: «Какого ты черта кричишь. Виолетта Журавлева? Сама знаешь, от твоих голосовых связок у кого хочешь барабанные перепонки лопнут?»
— Понимаешь, Виолетта, — поднялся он окончательно и теперь стоял перед ней, опустив голову, — я только что просил у тети Кати Любиной руки. Я люблю твою сестру, Виолетта… Я просто… — Он отвернулся на минуту и потом снова повторил: — Я просто ее люблю…
* * *
— Мы делаем что-то не так…
Ее голос прозвучал совсем тихо, почти не слышно, но для Мити небеса раскололись громом. Он поднял глаза.
Аська стояла у окна, в полумраке ее фигурка казалась почти призрачной. Руки Аська сложила на груди как два ангельских крылышка или — крылья стрижа… Она и сама напоминала легкокрылую ласточку сейчас, и отчего-то Митя вспомнил давний разговор с Биллом — возлюбленных надо привязывать к земле своей любовью. Сейчас она явно собиралась улететь от него, она начала возводить стену отчуждения.
— О чем ты говоришь? — спросил он, стараясь, чтобы голос не выдавал его волнения.
— Понимаешь, мы зря сказали, — повернулась она к нему. — Мы причинили боль…