Задумавшись, я выбрался на какую-то улочку, светло-серую от толстого слоя пыли, и оказался перед воротами элеватора, где во дворе высились горы зерна. Его запах тут же напомнил мне… Давно это было, в детстве… Подъезжали на машине к движущемуся комбайну, в кузов сыпалось зерно, а я разгребал его лопатой, задыхаясь от пыли. Потом отчаливали от комбайна, медленно расходились с ним, я оставался наверху, лежал над кабиной на теплом, живом зерне и, обдуваемый легким ветерком, вольно смотрел по сторонам.
Вспомнилось мне это — и показалось, что все было недавно. Неужели так быстро проходит жизнь?.. Как будто вчера: машина медленно спускается с поля на окраину деревни, дорога здесь неровная, с колдобинами, меня, лежащего наверху, плавно то отпускает, то поднимает, как на корабле, и я чувствую всю тяжесть зрелого зерна, словно сам за рулем и держу весь этот драгоценный груз на руках, мягко и осторожно переваливаю с боку на бок, выравниваю машину, чтобы зерна не рассыпались… Но вот спустились с горки к крайним избам, выбрались на широкую укатанную дорогу, что пролегла через всю деревню, и стало веселее, запел мотор. Быстро проплывают знакомые дворы; я очень горжусь тем, что серьезно работаю, и сейчас, на этой машине, наверху, мне кажется, что я на виду всей деревни. Приближается родной двор, и с замирающим от восторга сердцем, забыв обо всем на свете, я смотрю в оба: а вдруг в это время хлопочет во дворе дед или бабушка. Так и есть! Я успеваю что-то весело крикнуть, дед обернулся и вот уже, удаляясь от меня, усмехается в белые пушистые усы — все-то он понимал… Как же мало надо было в детстве, и как много было счастья!
Однако пора было возвращаться к станции. Еще немного постоял у ворот элеватора, посмотрел на янтарные горы зерна, которые греб, тащил куда-то внутрь со двора транспортер, и повернул обратно. Мне уже было все равно, когда придет этот поезд, так как стало ясно, что в райцентр я приеду, когда не то что автобуса, но и попутной машины может не быть.
Еще издали я увидел выбравшихся на жаркий перрон людей, сонный скверик шевелился, двигался, таял — все потянулись к станции…
Потом я ехал в полупустом вагоне, сумерки мягко окутывали землю, и было немного одиноко и грустно…
Поздним вечером приехал в свой райцентр. Было уже темно. Я сошел с поезда, пересек площадь и мимо давно опустевшей автостанции направился дальше, к центру, где одна из дорог поворачивала в сторону моей деревни. Я не знал, бывают ли в это время здесь попутные машины, но спереди и за мной шли все те, кто приехал сюда этим запоздалым поездом, и я шел вместе с ними. Мы шли по широкой тропе между дорогой и заборами, попадали в яркие квадраты света, что лился из окон, затем исчезали во тьме, чтобы высветиться у следующего дома. Все шли ходко, торопились, — значит, знают, куда идут, значит, будут попутные машины, думал я. Как обычно в таких случаях, мне казалось, что все идут туда же, куда и я шел… Но вскоре я почувствовал впереди себя пустоту: людей не было. Как-то незаметно, один за другим, они сворачивали в переулки, растворялись во тьме. Теперь уже медленно, растерянно я вышел к освещенному фонарями перекрестку, как говорили — на поворот. Но позади меня еще слышны были голоса, еще кто-то шел. И через некоторое время нас, попутчиков, собралось здесь пять человек. Трое были с вещами: муж с женой и, как я позднее понял, их племянница — молодая разбитная бабенка. Еще держалась к ним поближе девушка, вчерашняя школьница — вот и вся ночная компания.