В начале марта Гитлер вызвал к себе на совещание двух своих высших военных руководителей — генерала Кейтеля и командующего сухопутными силами генерала Браухича и объявил им, что он решился на военное вмешательство в дела Чехословакии. Он назвал это «операцией усмирения» и сказал, что опа не потребует какого-либо дополнительного призыва в вермахт, что достаточно тех сил. которые были созданы во время кризиса прошлой осенью. Но даже и теперь он не указал генералам никаких сроков.
«Я был убежден, что здесь снова предстоят «мартовские иды», — писал Кейтель. — Не считая 1937 года, Гитлер каждый раз выбирал март для своих действий. Было ли это всегда просто совпадением или суеверием? Я склонен верить в последнее... Как бы то ни было, но 12 марта в сухопутные войска и в военно-воздушные силы пришел предварительный приказ быть готовыми к возможному вторжению в Чехословакию в 6 часов утра 15 марта; до этого срока никакие части не должны были подходить к чехословацкой границе ближе шести миль. Никто из нас, военных, не знал, какие должны были возникнуть обстоятельства, чтобы предпринять нападение».
Когда Кейтель узнал об этом сроке, он прибыл на Бен-длерштрассе и немедленно направил командующим, ответственным руководителям служб и ведомств совершенно секретное указание быть готовыми к действиям.
Через полчаса такое же извещение получили адмирал Капарис и его заместитель полковник Остер.
Эта новость была быстро передана начальнику штаба сухопутных сил генералу Гальдеру, начальнику полиции Берлина графу Хелдорфу, генералу фон Вицлебену, то есть всем тем, кто в 1938 году участвовал в мертворожденном путче против Гитлера. Не настало ли для них опять время действовать? Конечно, на этот раз англичане и французы не позволят Гитлеру безнаказанно осуществить агрессию. Разве они не гарантировали границы и целостность новой Чехословакии? Разве Гитлер не обещал, что Судетская область — его последнее территориальное притязание в Европе?
Для таких активных участников заговора, как Остер и Капарис, этот случай казался возможностью воскресить заговор, чтобы раз и навсегда освободить Германию от Гитлера. Однако генерал Гальдер был настроен более скептически. Поведение англичан в Мюнхене повергло его в уныние; он потерял веру в решимость демократий сражаться даже за самих себя, не говоря уже о Чехословакии. Тем не менее он ответил заговорщикам, что присоединится к ним и примет участие в заговоре, но только при условии вмешательства западных держав, когда Гитлер пересечет чешскую границу.
Предпримут ли западные демократии необходимые шаги, если их заранее проинформировать о намерениях Гитлера?