Было почти три часа утра. Гаха тяжело опустился на стул. «Вы совершенно ясно обрисовали обстановку, ваше превосходительство, — сказал он. — Во всяком случае, сопротивление совершенно бесполезно. Но как быть мне? Как я могу дать указание чешской армии не оказывать сопротивления, когда до начала вторжения осталось всего только четыре часа?»
Как по сигналу, в этот момент в комнату вошли Геринг и Кейтель. Кейтель сказал:
«Вы могли бы позвонить в Прагу и дать указание, чтобы армии немедленно передали приказ».
«Это невозможно! — воскликнул Хвалковский. — Все линии связи с Прагой прерваны».
«Все гражданские линии связи, — заметил Кейтель. — Но одна линия связи действует. С Прагой вы можете связаться немедленно».
«Если вы изволите пойти с этими господами, — сказал Гитлер, указывая на Геринга и Риббентропа, — то они могут вам помочь принять необходимые меры».
Фюрер дал злак Кейтелю остаться, а остальные четверо бочком вышли из комнаты. Герипг помогал идти едва державшемуся на ногах чешскому президенту.
Однако рука, которая так любезно поддерживала президента при выходе из кабинета фюрера, уже через несколько минут замелькала в резких и гневных движениях перед лицом того же чешского президента. Несмотря на мечтательное настроение Гитлера, по мере приближения опасного момента, когда немецкая армия должна была начать вторжение, больше всех нервничал Геринг. Он был обеспокоен даже больше, чем генерал Кейтель, ибо, хотя плохая погода и могла серьезно затруднить продвижение войск, они все равно будут продвигаться. А военно-воздушные силы ничего не могли сделать. Весь вечер три его помощника — генералы Мильх, У дет и Боденшатц — докладывали, что авиация не может подняться в воздух из-за погодных условий. Обстановка была исключительно рискованной. Что, если чехи решат оказать сопротивление? У них крепкая и хорошо организованная армия, и при такой погоде на их стороне были бы все преимущества.
В этот момент президент Гаха начал приходить в себя. Неожиданно проявившиеся признаки его решительности обескуражили имперских министров. Геринг, хотя в целом он и был против всей этой операции, заволновался, когда Гаха начал вдруг что-то быстро говорить по-чешски своему министру Хвалковскому. А говорил он ему, что немцы в самом деле слишком обнаглели и что хотя он и понимает беспомощность Чехословакии, но не может заставить себя уступить давлению.
«О чем он?»—нервно спросил Хвалковского Геринг.
«О многом. Однако главным образом в данный момент вот о чем», — и Хвалковский показал на проект соглашения, который Риббентроп бесцеремонно сунул под пос президенту. С помощью Хвалковского президент читал проект, бормоча про себя и водя пальцем по строчкам. Это был проект заявления, которое должно быть подписано Гитлером, Риббентропом, Гахой и Хвалковским и в котором сообщалось о включении Чехословакии в состав Германии, разумеется, с согласия чехов.