Приблизившись к своему классу, Лотта Ротемунд заметила, что главный зал школы превращен в столовую для эсэсовцев. Она уже собиралась было войти в свой класс, как начальник караула грубо остановил ее и сказал, что туда входить нельзя. В этот момент из класса вышел эсэсовец и через открытую дверь она успела заметить там других людей. Они выглядели бледными и больными, некоторые лежали на полу, другие неуклюже сутулились над партами. Лотта Ротемунд сразу же узнала форму польских военнослужащих, в которую люди были одеты, так как до этого она видела фотографии польских военнослужащих в немецких газетах. Ей показалось странным, что они говорили на немецком языке, а пе по-польски, и, что еще более странно, все они были в наручниках. Больше она не успела ничего заметить, так как ее быстро выпроводили из здания.
И только 1 сентября, слушая радио, Лотта Ротемунд поняла, с какой целью в ее школе были размещены люди в наручниках и польской военной форме в те тусклые августовские дпи Ч
Во вторник 29 августа Адольф Гитлер пригласил Невиля Гендерсона в имперскую канцелярию, чтобы вручить ему официальный ответ на английскую ноту, полученную накануне. Со времени последней встречи с фюрером в настроениях английского посла произошли радикальные изменения. Из Лондона ему дали нагоняй за то, что он неприкрыто приветствовал альянс с немцами, и теперь оп проявлял подозрительность, был замкнут и отовсюду ждал подвоха. На этот раз он не подкрепился шампанским. А жаль, это заострило бы его ум для предстоящей беседы с фюрером.
Вечером 29 августа Гитлер отчаянно искал выхода из тяжелого положения, в котором оказался. К этому времени он остро сознавал, что среди генералов распространились ропот и беспокойство, вызываемые его нерешительностью в последние дни, а также сомнения и всякого рода кривотолки по поводу отмены им вторжения, назначенного па 26 августа. Свою репутацию он частично восстановил, назначив новую дату нападения на Польшу — 1 сентября. Однако это была уже та дата, которой оп должен был придерживаться не только независимо от погодных условий, но и потому, что верховное командование никогда бы не простило еще одну отсрочку. Это в свою очередь означало, что у него оставалось немногим более
>1 Лотта Ротемунд рассказала об этой странной истории только одному человеку, своему другу детства, который в то время служил в армии и по случайному совпадению находился в лагере недалеко от Оппельна в августе того года перед вторжением в Польшу. В 1945 году, когда в Оппельн пришли войска союзников, она рассказала об этом английскому офицеру разведки штаба 21-й группы армии,— Прим. авт.