В два часа перед рассветом 31 августа Гендерсон убедил польского посла прибыть в английское посольство. Они встретились в кабинете, окна которого выходили на Вильгельмштрассе, и английский посол торжественно зачитал шестнадцать пунктов немецких предложений Польше.
«Они не неблагоразумны», — резюмировал англичанин. Польский посол Липский воздержался от каких-либо комментариев.
«Пожалуйста, прислушайтесь к моему совету и действуйте немедленно, — говорил Гендерсон. — Позвоните своему министру иностранных дел и передайте то, что вы услышали от меня, и что эти предложения разработаны в деталях. Скажите ему, что вы хотели бы обратиться к господину Риббентропу с целью официально получить эти предложения и сообщить их польскому правительству. Сделайте это сейчас же, я убедительно прошу вас!»
«Нет, не сейчас, — ответил Липский, — сейчас слишком позднее время!»
«Передайте вашему правительству, чтобы маршал Рыдз-Смиглы немедленно встретился с фельдмаршалом Герингом. Они бы быстро договорились. Можно было бы кое-что уладить».
«Я поставлю этот вопрос перед Варшавой, но не сейчас», — ответил польский посол.
Утром перед завтраком, а затем немного погодя, после завтрака, Гендерсон безуспешно пытался связаться по телефону с Липским: его не могли найти; когда он наконец застал его на месте, поляк отказался приехать в английское посольство, сославшись на занятость. Он был действительно очень занят: упаковывал чемоданы.
У Гендерсона была назначена встреча с Вейцзекером в министерстве иностранных дел, поэтому он решил послать Далеруса и Оджильви-Форбса к Липскому, чтобы еще раз обратить внимание поляков на предложения Гитлера. Швед с неохотой согласился выполнить это поручение; вместе с Форбсом они неслись через Берлин в открытой двухместной машине.
«Меня поразила серьезность обстановки только тогда, когда мы переступили порог польского посольства, — писал впоследствии Далерус. — Холл был заполнен ящиками и чемоданами, персонал посольства и слуги в спешном порядке готовились к отъезду. Липский принял нас в своем кабинете, откуда основная мебель уже была вынесена».
Форбс бегло набросал на бумаге основные пункты предложений Гитлера и передал их в дрожащие руки Липского. «Он на некоторое время уставился в бумагу, а затем сказал, что не в состоянии ее прочесть, — вспоминает Далерус. — Тогда я предложил продиктовать запись его секретарю. Вызвали секретаршу, разъяснили ей суть дела, и мы с ней вышли в соседнюю комнату, где она под мою диктовку отпечатала на машинке условия немцев». Далерус вернулся в кабинет с отпечатанным текстом и передал его Липскому, который взял бумагу, даже не посмотрев на нее. Едва заметным поклоном он попрощался со шведом и Форбсом.