В начале второй половины того дня, который англий ское и французское правительства все еще называли «мирным», французского посла в Риме Франсуа-Понсэ, а вскоре затем и английского посла Лорейна вызвали к графу Чиано. Итальянский министр иностранных дел подробнейшим образом расспрашивал их относительно содержания предупреждений, которые их коллеги в Берлине накануне передали Гитлеру. «Вы можете меня заверить, что предупреждения никоим образом не равносильны ультиматумам?» — допытывался он.
Оба посла энергичным кивком головы подтвердили это.
«Я бы хотел иметь этому подтверждение,— сказал Чиано.— Это очень важно».
Лорейн позвонил в свое посольство и попросил привезти ему копию указаний Галифакса Гендерсону, а Франсуа-Понсэ позвонил Боннэ в Париж. Каждый представил требуемое от него подтверждение: совершенно определенно это не было ультиматумом.
«Господин Гитлер обратился ко мне за информацией по этому вопросу,— заявил итальянский министр иностранных дел.— Он хочет в воскресенье к полудню рассмотреть вопрос об установлении перемирия и проведении конференции».
К этому времени Невиль Чемберлен начал понимать, что лед, по которому он носился, становился опасно тонким. В стране нарастало беспокойство. «Мы дали, черт возьми, обещание проклятым полякам,— кричал оратор в Гайд-парке,— и, черт возьми, что же мы делаем, чтобы помочь им? Черт возьми, ничего не делаем!» На Трафальгарской площади шли демонстрации, а членов парламента осаждали возмущенные избиратели, требуя, чтобы те заставили правительство перейти к действиям. Премьер-министр знал, что ему предстоит встретиться с депутатами и управлять палатой общин, где нарастало беспокойство.
Поэтому когда Чиано позвонил Галифаксу после своей беседы с двумя послами, английский министр иностранных дел занял осторожную позицию. «Нет,— отвечал сн,— я вовсе не против созыва конференции, однако предпосылкой для такой конференции должен быть отвод немецких войск из Польши».
На такое условие Чиано смотрел скептически, ибо слишком хорошо знал Гитлера. «Маловероятно,— сказал он,— чтобы немцы пошли на отвод войск; скорее всего они останутся там, где окажутся к моменту объявления перемирия, и затем назначат конференцию на понедельник 2 сентября».
Услышав выдвинутое англичанами условие, Боннэ вскипел. «Давайте скорее начнем конференцию,— настаивал он.— Какое значение имеет отвод немецких войск? Важно только, чтобы поляки вошли в состав участников конференции».
Французский министр иностранных дел наотрез отказался рассмотреть вопрос относительно указания срока предупреждения немцам или предъявления ультиматума вслед за предупреждением. У него был целый ряд соображений на этот счет: прежде чем вручить ультиматум, необходимо получить решение палаты депутатов, а она только начала свою сессию; кроме того Чиано убедил его подождать, пока Муссолини действует в качестве посредника.