Посол отдавал себе отчет в том, что для него это важный случай и что он должен взвесить каждое слово. Он знал, что к этому времени он стал противоречивой фигурой как в своей собственной стране, так и в Англии. Его противники в правительстве Рузвельта, да и сам президент в данном случае, считали, что он оказался «в руках леди Астор и кливлендской группы» >1 и стал слишком большим англофилом. С другой стороны — многие англичане считали, что он оказывал сильнЬе влияние на сторонников политики умиротворения, проводимой Чемберленом. Однако убеждение Кеннеди было слишком сильное, чтобы скрыть его, и в одном месте своего выступления он заявил: «Я давно придерживаюсь той точки зрения, что как для демократий, так и для стран с диктаторскими режимами непродуктивно усиливать разрыв, существующий в настоящее время между ними, путем подчеркивания различий, которые сейчас и без того очевидны. Вместо дальнейшего продолжения шума вокруг того, что считают несовместимыми явлениями, они могли бы с обоюдной выгодой направить свою энергию на решение общих для них проблем путем попытки восстановления добрых взаимоотношений на мирной основе. Верно, что у демократических и диктаторских режимов имеются важные разногласия во взглядах, которые в некоторых областях более глубоки, чем в политике. Однако просто нет никакого смысла позволять этим разногласиям разрастаться до неудержимого антагонизма. В конце концов, нам придется жить вместе в одном и том же мире, правится нам это или нет».
В этом было точное отражение политики английского правительства, и такое заявление вполне могло быть сделано самим Чемберленом. За исключением лондонской
* Кливлендская группа Асторов — одна из группировок английского монополистического капитала, тесно связанная с правым, наиболее реакционным крылом консерваторов. — Прим. ред. газеты «Таймс» и других сторонников политики умиротворения, выступление посла было воспринято в Лондоне плохо и еще хуже — в Соединенных Штатах. Президент остро реагировал на критику в прессе, дав нагоняй госдепартаменту за то, что он позволил послу сделать такое заявление, а госдепартамент, в свою очередь, начал искать козла отпущения. Начальник Европейского отдела госдепартамента Дж. Моффат писал: «Государственный секретарь (Корделл Хэлл) очень расстроен... Он считает, что нам следовало, безусловно, заранее отменить выступление Кеннеди, несмотря па его утверждения, что он проводит «свою личную точку зрения». Хэлл спросил Самнера Уэллеса, почему он не заметил опасности в подготовленной Кеннеди речи. Уэллес ответил, что он, занимаясь Мексикой, считал, что государственный секретарь сам обратит внимание па этот вопрос, и автоматически завизировал выступление. Затем Хэлл заметил мне, что я по проявил никакой обеспокоенности, когда докладывал ему о намерении посла. Однако это не совсем точно, так как я говорил ему, что, несомненно, выступление посла вызовет некоторые отрицательные отзвуки, но слова о выражении им «своей личной точки зрения» избавят государственный департамент от нападок прессы. Дело в том, что Хэлл не хотел укорять Кеннеди и Буллита, поскольку они имели связи в Белом доме. Но нужен был козел отпущения, и таковым придется стать мне».