Король провел его по пыльному боковому коридору к тесной комнате, заполненной осыпающимися гобеленами и портретами давно умерших королей. Грибо критически осмотрел помещение и сел посреди пыльного пола, выжидающе глядя на короля.
– Тут полно мышей и всякой всячины, – начал Веренс. – Через разбитое окно захлестывает дождь, так что вода тоже есть. А на гобеленах можно спать. Прости, – прибавил король и повернулся к двери.
Вот над чем он трудился все эти месяцы. Веренс как при жизни неизменно заботился о своем теле, так и после смерти постарался не терять форму. Было так легко распустить себя и расплыться по краям; некоторые призраки в замке вообще превратились в бледные сгустки. Но Веренс обладал железной волей, регулярно выполнял физические упражнения – ладно, усиленно о них думал – и обзавелся призрачными мускулами. Месяцы качания эктоплазмы привели к тому, что король теперь был в лучшем состоянии, чем когда-либо, разве что мертвым.
Он начал с малого, с пылинок. Первый заход чуть не прикончил Веренса[9], но он выстоял и перешел на песчинки, а затем – на сушеный горошек; король все еще не решался соваться на кухню, но развлекался тем, что регулярно подбрасывал лишнюю щепотку соли в еду Флема, пока не взял себя в руки и не вспомнил, что отравление никому чести не делает, даже если речь идет об отравлении подонка.
Теперь король всем телом навалился на дверь, каждым микрограммом стараясь стать как можно тяжелее. Пот самовнушения капал с его носа и исчезал, не долетая до пола. Грибо с интересом наблюдал, как призрачные мускулы перекатываются по рукам короля, точно спаривающиеся футбольные мячи.
Наконец дверь сдвинулась с места, заскрипела, разогналась и с глухим стуком захлопнулась. Защелка упала на место.
Лучше бы таким усилиям не пропасть впустую, сказал себе Веренс. Ему самому ни за что не отпереть замок. Зато ведьма наверняка придет искать своего кота, не так ли?
* * *
А в холмах за замком шут лежал на животе и смотрел в глубины небольшого озера. Пара форелей пялилась на него в ответ.
Разум твердил бедняге, что где-то на Диске непременно должен быть человек еще несчастнее его. Интересно, кто же.
Он не хотел становиться шутом, но даже если бы хотел, какая разница? С тех пор как сбежал отец, родные вообще его не слушали.
И уж явно мнением внука не интересовался дед. Первое воспоминание: как тот стоит над душой, заставляет зубрить шутки наизусть, а каждый рефрен вбивает ударом ремня. Ремень был толстым, кожаным, и то, что его украшали колокольчики, особо ситуацию не исправляло.