А день-то, день-то какой! Светоносный день над Волгой обнимал и котловину Лощиногорска, и поросшие бором горы, и поникшую березу, чуть шелестевшую листьями над их головами...
«Да полно, было ли на самом деле то, что случилось сейчас в комнате Нины?»
По свойственной ему привычке Аркаша крутил пуговицу кармашка на ковбойке своего собеседника.
Вдруг он осклабился.
— Что это? — пропел он и потрогал пальцем ссохшийся цветок в петлице Орлова. — А мы думали, что он у тебя неувядаемый.
Орлов промолчал. Мгновенная боль исказила его губы. Но вот он тряхнул волосами, рассмеялся.
— Всего и делов-то! — сказал он с обычной своей широкой улыбкой, выдернул цветок из петлицы и швырнул на землю.
Начальник политотдела не обманулся в своих надеждах на Ивана Упорова. «Комсорг большого котлована» — так называл его с шутливой торжественностью парторг — и на этой своей новой работе не уронил доброй славы, добытой за рулем бульдозера.
Всего двадцать два года было Ивану Ивановичу, а и старые водители не стыдились именовать себя «упоровцами».
«Школой-передвижкой» называли водители летучие, всегда предметные уроки, которые давали во всякую свободную минуту лучшие работники неопытным и отстающим.
Начинать пришлось на одной из пересменок старшему из Костиковых, Илье. Это был тугой на слово, угрюмый человек. И когда Ваня Упоров попросил его рассказать молодым водителям, как вверенная ему машина «ГАЗ-93» здесь, на земляных работах, пробежала более семидесяти тысяч километров без капитального ремонта, а всего с прежними на каменном карьере близко к ста, Илья застеснялся: не оратор, дескать, не лектор. Иное дело, если бы дали ему на выучку человека; поездил бы с ним недельку-другую, побывал бы вместе с ним в передрягах и переделках, вот тут бы он его и поучил.
Не нажимая на Илью, Ваня Упоров наводящими вопросами, с приоткрыванием капота, с залезанием под машину, завязал с ним разговор. В этот разговор мало-помалу втянулись все.
Илья сказал:
— Да какие там секреты, нет у меня секретов никаких. Веди работу на больших скоростях — вот моя главная заповедь.
Это удивило Упорова.
— Постой, постой, Илья Петрович! Боюсь, что перехватываешь: это ведь только сказать легко, а другой на больших скоростях и машину растреплет и сам без головы останется.
— Я хотел то сказать, что держи свою машину в холе и всегда будешь ездить на самых больших скоростях. И первое дело: чувствуй машину так, как ты свою руку или ногу чувствуешь! Вот, скажем, укусил тебя комар, ты еще сообразить не успел, где, что, а рука уже отдернулась, она свое дело знает. Вот вроде этого и с машиной у тебя должно получаться со временем. К примеру, работаю я в каменных условиях. И попади у меня камень между баллонами. Другой поедет себе дальше, и ничего. А мне сразу... не знаю, как тут выразить, ну, вроде бы как в голову отдает, чувствую: не то! Он между покрышками, камень-то, а мне как в собственном сапоге гвоздь. Люби машину. Береги, как...