Нина так и бросилась к нему:
— Ой, дайте взглянуть! — вырвалось у нее.
И они, забыв в эти мгновения об остальных, склонились оба над подшивкой.
Вошла Александра Трофимовна. Слегка всплеснула руками:
— Ну, теперь пропали! Он вас замучит этим «Гидростроителем»! Единственное его чтение!
— Шурочка, помни: «Жена, аще злословит мужа своего...» — пошутил Журков, но подшивку спрятал.
Разговор как-то сам собою коснулся несчастных обстоятельств его отстранения от работы. Он рассказал обо всем кратко, но откровенно:
— Начало атаке положил, как ты уже знаешь, — он взглянул на Нину, — этот рощинский кот в сапогах. Наушник. Пролаза. Словом, Семен Семенович Купчиков. С ним, так сказать, блокировался один, как бы это выразить... литератор... Арнольд Неелов... Затем некий Кысин, спецкор.
— Анатолий Неелов, — поправила его Нина.
— Один черт! Сфабриковал доносец, что я позволяю себе грубости в адрес писателей и поэтов, желающих возгреметь на лире строительство волжского гиганта, что я отказываюсь брать в свою машину представителей прессы, что я установил, видите ли, аракчеевский режим! Видали такого зверя? — Журков напыжился и расширил глаза, стараясь изобразить на своем лице предельную свирепость.
— В Москве, — продолжал он, — вняли этим жалобам. Раза два меня подымали ночью с постели звонком из министерства. Запрашивали объяснений: ну-с... и вот я здесь! — закончил печально и угрюмо Артемий Федорович.
Нина и Орлов молчали.
Затем Орлов сказал:
— Но позвольте, Артемий Федорович. Вас народ на стройке любил. Молодежь и до сих пор вспоминает: «Эх, если бы Артемий!» Вас поддержали бы! Но почему же — вы уж меня простите! — почему вы таким непротивленцем себя показали? Почему не обжаловали?
Журков махнул рукой.
Помолчали.
А затем снова заговорил Орлов:
— А вы знаете, Артемий Федорович, лозунг-то ваш и до сих пор у нас действует на строительстве, да еще и как помогает!..
— Какой лозунг?
— Ну, призыв, что ли... Не знаю, как выразиться... «Участие в перекрытии Волги — награда достойнейшим!» О-о! И теперь это, знаете, какая сила в руках постройкома и партийной и комсомольской организаций? Самые отчаянные и те бледнеют, когда услышат: «Мы тебя не считаем достойным участвовать в перекрытии Волги. Поставим тебе галочку».
Во время этих его слов Журков тяжело дышал и все отстранялся и отстранялся набок. Седые грозные брови его взметывались и вновь сходились.
— Да... да... галочку... Так это, говоришь, мной данный лозунг? — выкрикнул он. — И вот я, этот самый Артемий Журков, признан недостойным участвовать в перекрытии Волги! Поставили галочку!