Иногда она без церемонии останавливала их танец звонким протяжным восклицанием: «Мазня!» — и заставляла повторить движение, позицию, сцену.
Она очень обрадовалась, когда Зинаида Петровна сказала ей, что с Пылаевым и Шагиной она проходила не только фрагменты из «Лебединого озера», но и «Испанский танец» из балета «Раймонда».
— О! Так это чудесно: я тогда смогу составить о них самое полное представление. И вы мне разрешите?
Не договорив, она подразумевала право самой вести занятие с Асхатом и Леночкой.
— Я счастлива буду! — от всего сердца вырвалось у Зинаиды Петровны.
И московская гостья сразу оживилась и вовсю, что называется, принялась за того и за другого.
Время от времени слышались окрики, как будто это была сама Зинаида Петровна:
— Асхат, не поддавай корпусом! Не поддавай другой ногой! Надо ощущать свою ногу, как натянутую струну! Послушай, у тебя очень большой прыжок. Но не только же в этом дело. Цирковой акробат может и через трех лошадей перепрыгнуть, но разве это танцевальная элевация? Она есть взлет! И в этом полете ты должен сохранить классическую форму. Ну, давайте пройдем еще раз!
Леночке как будто досталось куда меньше, чем ее партнеру.
— Лена! — говорила ей артистка. — Смотри на меня: когда ты делаешь это движение — бьешь ножкой о ножку, — то движения должны быть мелкие, но четкие.
И она показала ей как.
Вот Леночка идет «на пуантах». И как будто это ей удается неплохо. Однако снова слышится неумолимый голос:
— Лена, когда ты становишься на пальцы, надо покруче ставить ногу за ногу — так, чтобы ноги производили впечатление одной ноги. Ты поняла?
— Да.
— Пройди снова.
Порою обе балерины, привычно наблюдая за Одеттой и Принцем, дружески беседовали о их танце вполголоса, понимая одна другую с полуслова, а то и по взгляду. И тогда у человека непосвященного голова могла пойти кругом от обилия мудреных терминов и кратких, загадочных выражений, в которые для них обеих укладывалось все, решительно все, что совершалось перед их глазами.
— Что же, — говорила Валентина Трофимовна, — у него мягкий прыжок, хорошее жете́.
И, нервно покуривая, счастливая от этой похвалы, словно бы Асхат был ее родным сыном, Зинаида Петровна хрипловатым грудным голосом подтверждала добавляя:
— И вы заметили, конечно, какой у него мужской танец? Волевой! Правда?
— Да, да! — соглашалась Валентина Трофимовна и вдруг, казалось бы, в полном противоречии с мужественностью танца Асхата, о чем только что говорили, кратко изрекала:
— У него мягкие ноги!
И опять их беседа начинала щедро пересыпаться «кабриолями», «субресо», «жете» и «шене», «двойными и тройными турами» — короче говоря, всеми теми понятиями и обозначениями, которые за сотни лет создала наука классического танца для всевозможнейших вращений на земле и в воздухе, для прыжков и полетов.